Юкио Мисима - Мой друг Гитлер (пер. Г. Чхартишвили)

Штрассер. Это какие же?

Рем. Ну, скажем, веру в человека.

Штрассер. Что-что?!

Рем. Веру в человека. В дружбу, в боевое товарищество – в исконные и превосходные мужские качества. Без них жизнь просто распалась бы. И политика тоже. Мы с Адольфом связаны там – у самых корней жизни. Вашим извращенным мозгам это вряд ли дано понять. Поверхность Земли, на которой мы живем, тверда. Леса, долины, скалы. Но если проникнуть под зеленую поросль, спуститься под земную кору – там горячо, там кипит расплавленная магма, сердце Земли. Именно магма – источник силы и духа, эта бесформенная, раскаленная материя и есть внутренний пламень, составляющий суть всякой формы. Белое, как алебастр, прекрасное человеческое тело тоже содержит в себе этот пламень, оно оттого и прекрасно, что пламень просвечивает сквозь кожу! Знайте же, Штрассер, что эта магма движет миром, придает мужество бойцам, заставляет ставить на кон собственную жизнь, наполняет сердца юношей жаждой славы, вспенивает кровь всякого удальца, идущего в сражение. Нас с Адольфом объединяет не что-то конкретное, земное. Человек как физический объект всегда сам по себе, люди могут сходиться и расходиться, могут предавать друг друга. Нас же сплавляет воедино бесформенная магма, кипящая глубоко под земной корой… Вы знаете историю про крысенка Адорста?

Штрассер. Какой еще крысенок? Я пришел сюда не крыс обсуждать.

Рем. Не хотите – не надо. Но Адорст был одной крысой, не двумя.

Штрассер. Вы красиво говорите, Рем. Пусть я вам несимпатичен, но вы мне нравитесь все больше и больше. Однако рассуждаете вы как мальчишка. Мальчишка, играющий в войну, – знаете, бегают с приятелями по лесу, пересвистываются, понарошку попадают в плен, понарошку погибают. Но вы-то ведь занимаетесь политикой, хотите вы этого или нет, вам мальчишечьи игры не к лицу – пропадете.

Рем. Я не политик, я – солдат.

Штрассер. И вы намерены сохранять верность даже такому ненадежному союзнику, как Гитлер?

Рем. Почему он ненадежный? Человеку свойственно иногда колебаться, изменять свое мнение. Но Адольф мне друг, а вот насчет всяких прочих – не знаю.

Штрассер. Ладно, пусть он – ваш друг. А вы – слепец.

Рем. Почему?

Штрассер. Как он вчера на вас смотрел – даже со стороны было видно, что это глаза убийцы.

Рем. Это оттого, что вы смотрите на мир через темные очки своих химер. Верно, вчера Адольф малость перегнул палку. Но зато мы вспоминали старые добрые времена. И сегодня тоже. Такого приятного завтрака, как нынче, у меня, по-моему, никогда не было. Настоящая товарищеская трапеза – простая, мужественная и очень германская… Глаза Адольфа вам не понравились? Да, пожалуй, они красноваты, но это от недосыпания, ведь у него столько дел.

Штрассер. Слепец… Я умею распознавать взгляд убийцы. Долгая жизнь в политике научила меня этому… Такого мрачного взгляда, как вчера, я у Гитлера никогда еще не видел. Неужели вы не заметили этого, Рем? Эти сине-черные глаза цвета зимней балтийской волны. Цвета, отвергающего все человеческие чувства. Вот такими глазами смотрят на того, кого решили убить… Я вовсе не считаю Гитлера каким-то исчадием ада. Его всего лишь затянули неумолимые шестерни необходимости. Ему – хочет он или не хочет – необходимо стать президентом. Машина пущена. Механизм завелся, генералы гонят Гитлера прямо в пасть этого агрегата. Шестерни набирают обороты, генералы давят все сильнее. Еще один толчок, и у него просто дыхание лопнет. Будь на месте Гитлера я – а я, как вам известно, и мухи не обижу, – я бы пришел к тому же выводу: Рема и Штрассера необходимо убрать.

Рем. Просто какой-то театр кошмара. Плод трусливого воображения… Давайте подведем итоги. Итак, вы утверждаете, что, если оставить все как есть, нас обоих убьют. А если мы заключим союз, устраним Гитлера и устроим революцию, то не только спасем свою жизнь, но и покорим весь мир. Так? Вот мой ответ. Даже под угрозой смерти я Гитлера не предам. И на этом точка. По-моему, больше нам говорить не о чем.

Штрассер(помолчав). Что ж, Рем, я вас понял. И все-таки уделите мне еще немного времени. Я сделаю уступку. Мне это очень тяжело, но чтобы избежать худшего… Значит, так. Не будем устранять Гитлера. Задействуем и его.

Рем(со смехом). Как так? Кровожадного убийцу, который жаждет вас растерзать? По-моему, ты, приятель, совсем рехнулся.

Штрассер. Погодите, дослушайте. Мы объединим усилия, поддержим Гитлера слева и справа. Я сам займусь военными и посею между ними раздор. Ваши штурмовики воспользуются этим и начнут революцию. Мы провозгласим Гитлера рейхспрезидентом. Но реальная власть должна принадлежать нам двоим, Гитлер же пусть станет наивысшим государственным символом.

Рем. Марионеткой.

Штрассер. Да. Если мы заключим союз, мы можем это сделать. Мне – политика, вам – армия, ему – почет. Вполне осуществимый вариант. Ваша верность и ваше товарищество станут украшением истории… Для этого нужно, чтобы вы, Рем, – в конечном итоге ради самого же Гитлера, – не побоялись на время превратиться в мятежника. Необходимо сегодня же, сейчас же привести отряды СА в состояние боевой готовности. Ни в коем случае не допускать их разоружения!

Рем. Теперь вы предлагаете мне устроить мятеж. Ишь, сколько у нашего фокусника запасено разных кунштюков. (Холодно.) Для ясности. Я никогда не действовал вопреки приказам Адольфа. Не намерен делать этого и впредь. Знаете почему? Во-первых, я – солдат. А во-вторых, каждый из приказов Адольф, прежде чем подписать, показывает мне. Это приказы друга. Не правда ли, красивые отношения? Не повиновение, а дружеское согласие – вот как это называется.

Штрассер(с отчаянием). Неужели мне до вас не достучаться?! Ведь вы погибнете!

Рем. Скажи, какая обо мне забота! Не желаю я подавать руки негодяю. И все тут.

Штрассер. Ни при каких обстоятельствах?

Рем. Ни при каких.

Пауза.

Штрассер. Понятно. Раз я негодяй, говорить нам действительно не о чем. Сейчас мы распрощаемся и погибнем оба. Это яснее ясного. Вас убьет ваш друг Гитлер. Очевидно, это более завидная доля, чем моя.

Рем. Вот кретин. Как может Адольф убить меня?

Штрассер(в сторону). Господи, какой дурак.

Рем. Конечно, история знает немало примеров того, как идеи, взращенные в больном мозгу, подрывали прекрасную мужскую дружбу. Но чтобы Гитлер убил Рема? Никогда. И ход истории подтвердит мою правоту. Если, конечно, это будет история людей, а не… Штрассер, вы больны.