Владислав Крапивин - Синий краб

Что за жизнь у короля!
То нельзя и это.
Держат взрослые меня
В рамках этикета.
Поглядишь или шагнёшь
Вправо или влево -
Лупит веером меня
Тётя королева.
А проклятый кардинал
(Гвоздь ему в печёнку)
Рядит в бантики меня,
Словно я девчонка.
Мяч футбольный отобрал
И унёс в кладовку…
Я, наверно, объявлю
Скоро голодовку.
Каши манной – ни глотка,
Чаю – ни стакана,
Даже мультики смотреть
Вечером не стану…
Только им, наверно, всем
Наплевать на это,
Видно вздумал кардинал
Сжить меня со света.
Если вырасту большой,
Укреплюсь на троне,
Вот пускай меня тогда
Кто-нибудь затронет!
Кардиналу дам пинок
Да такой хороший,
Чтоб с разбега потерял
Юбку и калоши!

В очень давнем семнадцатом веке,
Удивляя отвагою свет,
Жил в Париже в лохмотья одетый
Сен-Меран – мушкетёр и поэт.
Несмотря на пустые карманы
Этот парень был страшный богач:
Был клинок на боку Сен-Мерана,
Как лекарство от всех неудач.
И однажды случилось такое,
Что похоже на книжки Дюма:
Повстречаться с поэтом толпою
У гвардейцев хватило ума.
– Перед вами двенадцать гвардейцев,
Не боящихся крови и ран!
Всё равно вам здесь некуда деться!
Сдайте шпагу, месье Сен-Меран!
Он сказал:
– Бог храни ваши души.
У меня к вам есть маленький счёт.
Шестерым я сейчас срежу уши,
А оставшимся что-то ещё.
А потом вы увидите сами,
Как я вмиг к удивлению всех
Поменяю обрезки местами.
То-то будет веселье и смех!
…Ой, не спите, друзья-кардиналы,
Ведь причин для спокойствия нет:
Ходит-бродит по ближним кварталам
Сен-Меран – мушкетёр и поэт.

Шумят поезда, как за лесом гроза,
Берёзы под окнами дремлют…
О дальних дорогах ты нам рассказал,
И снятся далекие земли.
А ты снова будишь меня поутру,
Рукой почтальона стучишь ты,
И радуюсь я, что пришёл ко мне друг —
Такой же, как я, мальчишка.
Сейчас ты расскажешь про верных друзей,
Про твёрдость дорог каменистых,
Про то, как навстречу ветрам и грозе
Зовут озорные горнисты.
Мы знаем, что эти горнисты не врут —
Походов нам хватит с излишком,
Мы верим тебе, потому что ты – друг,
И тоже, как мы, мальчишка.
Мы знаем, что были другие года,
И боль их исчезнет не скоро.
Погиб пулемётчик Аркадий Гайдар,
На фронт уходили юнкоры.
Но ты не сгорел на горячем ветру,
Шагал сквозь гранатные вспышки,
И знали ребята, что есть у них друг —
Бессмертный боец-мальчишка.
Окончится детство, года пробегут,
Но дружбу с тобой сбережём мы,
Как ленинцы первых дружин берегут
Свой галстук, в походах прожжённый.
Прищурившись, смотрит на солнечный круг
Весёлый мой младший братишка:
Сегодня узнал он, что есть у нас друг —
Такой же, как мы, мальчишка.

А мы уходим. Нам не до земли,
Где в переулках свет подслеповатый.
Любимых наших в рабство увели,
Хотя они ни в чём не виноваты.
Окончен срок береговых работ,
Встаёт рассвет у края волнолома.
Спешит от борта к берегу вельбот,
Увозит тех, кто остаётся дома.
Сейчас тяжёлый развернется рей,
Рванётся марсель трепетно и люто,
И разнесут орудья батарей
Тугой удар прощального салюта.
Мы не ответим, порох сохраня,
Пускай лежит он, твёрдый и зернистый,
До той поры, когда сигнал огня
Нам протрубят тревожные горнисты.
А мы уходим. Нам не до земли…

Пускай нам понемногу лет,
Но кто сказал, что права нет,
Что нету сил, чтоб с боя брать вершины!
Кто так сказал – тот поспешил,
Он это зря за нас решил.
Он это так решил, а мы не так решили.
Когда нас прижимал циклон,
Мы шли сквозь дождь на горный склон,
Шагали, не боясь ветров поющих,
Мы шли, не тратя слов пустых,
Шли, прорубаясь сквозь кусты,
Мы шли, не зная в той дороге отстающих.
Работа наша – не парад.
С гвоздя срывая аппарат,
Не раз ты проклинал сигнал тревоги.
Но есть сигнал – забудь про сон.
Заданье в срок – таков закон,
Такое правило юнкоровской дороги.
Опять в дорогу нам пора,
И впереди встаёт гора,
Встаёт гора – как будто цель всего похода.
На пик взошёл, и пред тобой
Лежит мир бело-голубой,
Большой и бело-голубой, как флаг отхода.

В южных морях, и у севера дальнего,
И у ревущих широт
Ходят эсминцы, скользят в море лайнеры,
Бродит рыбацкий народ.
Ветром их клонит, волнами высокими
Им заливает огни,
Трудно им в море,
но всё-таки, всё-таки
Легче, чем в прежние дни.
Вспомним о тех, кого злыми поверьями
Дома сдержать не смогли,
Кто начертил нам гусиными перьями
Первые карты Земли.
В чем-то, друзья, с ними мы одинаковы,
Так же не смотрим назад.
Так же, как марсели, рвутся спинакеры,
Если приходит гроза.
Пойте, друзья, про выносливость паруса,
Пойте про тех, кто был смел,
Кто сквозь века прочертил в море ярости
Огненный след каравелл.

Мне жить надоело с недавних времён,
Всё жалобы, склоки, раздоры…
Я знаю, что хватит в отряде знамён,
Чтоб в гробе укрыть командора.
Тяжёлые копья держа навесу,
Роняя слезу непрестанно,
Как Гамлета, скорбно меня понесут
Четыре моих капитана.
А дальше – отдав мне прощальный салют,
Хлебнувши на траурном пире,
Врагов моих в тёплых постелях найдут
И сделают им харакири.
И правильно сделают – так им и надо:
Какие дела, такова и награда.

Я у книжки не помню названия.
Книжка – вихрь из атак и погонь.
Я читал, как сбруей позванивал
Потерявший всадника конь.
Конь ушёл. А мальчишку взяли.
Был коротким у белых допрос.
Руки тонким ремнём связали,
Повели на крутой откос.
И поставили там над кручей.
Серебристы, но не легки
Выползали из ножен тягучие
Их отточенные клинки.
Становился я злым и упорным.
Злой прищур не сходил с лица.
Я отбрасывал книжку в сторону.
Я хотел другого конца.
Как травинка в заснеженном садике,
Как росточек сквозь синие льды,
Пробивалась надежда на всадников,
На спасителей от беды.
Мы тогда не очень умело
Разбирались в героях книг.
Были красные. Были белые.
Были наши, и были враги.
Наши – это любому знакомо.
Наш – он тот, кто всегда готов
К другу мчаться стрелой на помощь
В дробном грохоте конских подков.
Что ж! Они не обманут доверия.
Видел я в мальчишеском сне,
Как ковбои в выжженной прерии,
Торопясь, седлали коней.
И, играя литыми кольтами,
Подгоняя мустангов лихих,
Развивали арканы кольцами
Мексиканские пастухи.
Расцветали шрапнельные гроздья,
Мчались всадники в пыльный зной,
И будёновки с синими звёздами
Колыхались серой волной.
Мушкетёры, Спартак, Айвенго
И чапаевцы в бурках седых
Вылетали одной шеренгой
На песчаный крутой обрыв.
И мальчишка вставал опять,
Саблю брал и шёл воевать…
…Но в ответ на твою беду
Эти всадники не придут.
Нынче места нет чудесам.
Хочешь чуда – будь всадником сам.
Чтоб на помощь друзьям кидаться,
Чтобы подлость узлами вязать,
Чтобы в руки врагам не даться,
Чтобы сыну потом сказать:
"Помнишь песню о зимнем садике?
О травинке среди зимы?
Жили-были на свете всадники,
Жили-были на свете мы.
Вся земля гудела под нами.
Были ночи, как копья, отточены.
Били кони копытом в камень -
Искры сыпались по обочинам.
Знали кони лихую выучку,
Не успеет смолкнуть труба,
Как мы мчались уже на выручку
К тем, кто звал нас,
Где шла борьба.
Мальчик, думаешь, нет тех дней?
Или, думаешь, нет коней?
Время есть!
И лошади есть!
Да и порох не вышел весь!"