Вячеслав Корнич - Свиток мгновений

Никогда послать не поздно
Для судьбы прощальный знак…
Оттого с душой бесхозной
Пил он водку натощак.
Пил за ветер, гнавший волны
В безрассудный час весны,
За сожженные колонны
В жутких снах былой войны.
Пил за мир чужой и грешный,
Что возводит зло на трон,
И так часто в миг поспешный
Ставит жизнь людей на кон.
Но потом смахнув с иконы
Пыльный слой ушедших лет —
Попросил, чтоб гвоздь мамоны*
Не оставил в сердце след.
Со слезой простив невзгоды,
Сжав до хруста в пальцах дрожь,
Он врагов хвалил… и годы —
Те, что больше не вернёшь.

*Мамона — блага земные (корысть, ненасытность).

Томный вздох расплескался в ночи,
Усыпив захмелевший рассудок,
Задувая как пламя свечи —
Суету догорающих суток.
Разлились вдоль домов огоньки,
Проявляя плывущие тени
В зазывной череде наваждений,
Будто спавшие днём мотыльки.
А народ всё мелькал вдоль витрин,
Утонувших в сиянии света,
Где безмолвно стоял я один,
Разомлев от пьянящего лета.
Рядом вился ментоловый дым
И лились от духов ароматы —
Как прощальные в небе закаты,
Уплывая к чертогам своим.
В толчее полуночной толпы
Прикоснулись теплом чьи-то руки…
Но желанья, увы, так слепы,
Истомлённые холодом скуки.
По лицу искушенья скользят
И лукаво ласкают глазами…
Я хотел бы отправиться с вами,
Но, возможно, лет десять назад…

А потом в темноте переулка,
Где устали светить фонари,
Каблучки вдруг зацокали гулко,
Провожая меня до зари…

Застыло время в мудрой тверди камня,
Сокрыв молчаньем изначальный след,
И только пульс извечного дыханья —
Тревожил в сердце дух ушедших лет.
Что же хранит «седое» безмятежье:
Улыбку тайны или скорбный тлен,
А может, возмущённое безбрежье,
Когда Земля желала перемен?
Взметнулись искры, спавшие с ветрами
В глазах давно остуженных веков,
И возгорев безумными кострами —
Вернули память из земных оков.
Раскрылся миг безмолвного рожденья,
Когда «Ребёнка» принимала «Мать»,
Чтоб провести сквозь бури и сомненья
И часть души ему своей отдать.
«Ребёнок» рос и привыкал к «одежде»,
Беря от «Матери» всё то, что мог принять,
Живя в блаженной неге, как и прежде,
Пока не начал что-то понимать…
И пробил час свободы (или плена),
Явивший кодекс правил и вражду,
Ввергая души в череду размена
На тех и этих чад в земном аду.
Шли ураганом вихри испытаний —
Стирая память, совесть, города!
А тот укор Божественных страданий
Лишь осмеяла дикая орда…
Под стон Планеты (раненной Весталки*),
Садился в стремена мирских утех —
Заблудший «Сын», невежественно жалкий,
С клеймом на челе — «первородный грех».
Так в чём же смысл чудесного созданья,
Зажжённого от искры Бытия?
И отчего загадка Мирозданья
Явилась миру как пародия?
Каким «богам» земные догмы служат?! —
Ведь даже камень о себе не лжёт!..
И есть ли те, кто «храмы лжи» разрушат —
В сердцах своих, расплавив правдой лёд…

*Весталка — жрица, хранительница священного огня.

Ты стороной прошла, не дав ответа…
Прости, любовь, за то, что не узнал;
И уходящий миг в полоске света
Отныне стал проклятием зеркал.

Твой чудный голос вылился в сопрано*,
Тревожа в сердце затонувший лёд…
Но в нём слышна печаль… Зачем так рано,
Ты для себя назначила исход?

А ночью память зазвучит в сонете,
Сплетая чувства в шелковую нить,
Чтобы завлечь мечту в златые сети,
В которых невозможно не любить.

Прекрасен зов нехоженых тропинок
С виденьями загадочного сна,
Где шёпот лжи и прах немых пылинок
Не облекут в разлуку времена.

Из века в век сердца зовут любимых —
Ведь только чувствам видеть суждено,
Но умереть в объятиях единых,
Увы, немногим избранным дано…

*Сопрано — высокий женский певческий голос.

Не играй больше в прятки о, Господи,
Всё равно я тебя отыщу —
В многолюдье на праздничной площади
Вновь узнаю тебя по плащу.
Я услышу как ливнями летними
Постучишься по окнам в мой дом,
И стеная с дубами столетними —
Улыбнёшься лукавым листом.
В белоснежной зиме запорошенной
Одинокой сварливой пургой —
Обернёшься ты далью нехоженой,
Претворяясь самой красотой.
Оживляя простор бесконечности,
Око вечное вспыхнет в звезде,
Разливаясь по сотканной млечности
На немыслимо дивном холсте.
Приоткрыв свои губы в знамении,
Ты воскреснешь в рассветном луче —
Прославляя разлуку в терпении
И покой в устремлённой свече.

Там где меня для любви уже нет —
Бьются о берег бездомные волны,
Что-то шепча про иронию лет,
С грустью прощая тот вечер безмолвный,
Тенью укрывший твой тающий след.

Знает ли время, что жизнь не игра,
Помнит ли прошлое танец разлуки?..
Нет, для любви не бывает вчера,
В этом вчера лишь умолкшие звуки
И головешки былого костра…

Краски стираются, словно с листа,
Где никогда не случится всё снова,
Берег далёк… и не видно моста…
Может, он близок уже для другого?
Близок, как в миг поцелуя — уста…

Там где уже не любить никогда
Так же живут чьи-то чувства, и люди —
Бродят по улицам, ждут поезда,
Ловятся в сети любовных прелюдий,
Чтобы услышать неслышное — «да»…

Капли дождя слепого
Звонко бегут по лужам,
Ветра познав земного —
Ткут лабиринты кружев.

Ливень в полоске света,
Память свою теряя,
Шепотом гладил лето,
Ласки другой не зная…

Солнце прогнало тучи,
Снова вспугнув ненастье…
Очень знакомый случай,
Как и слезинки счастья.

Голос заметил: «А жизнь непроста!» —
Выпив за свой День рожденья.
— Что же мешает понять нам Христа,
В чём же игра света с тенью?
— Не философствуй! — ответил другой, —
Ей болтовнёй не поможешь.
Истина там… Будешь спорить со мной?
Так наливай, сколько сможешь.
— Нет, погоди… ты, наверно, не прав…
Водка, согласен — святое!
Но у неё несговорчивый нрав,
Так что тут дело пустое.
— Ты наливай, до утра далеко,
Вон, на часах воскресенье…
А на сухую и сбрендить легко,
Надо поднять настроенье!
Снова налили и дружно до дна
«Горькой» разбавили души…
— Знаешь, в чём истина здесь не права?
Что по утрам сильно сушит!..
Истина вздрогнула вдруг на столе,
Храпом, взывая забвенье,
И поселилась в бутылке, на дне —
В памятный миг Дня рожденья.