Александр Пушкин - Борис Годунов

Как во городе было во Казани...

(Григорию)

Что же ты не подтягиваешь, да и не потягиваешь?

Не хочу.

Вольному воля...

А пьяному рай, отец Мисаил! Выпьем же чарочку за шинкарочку...

Однако, отец Мисаил, когда я пью, так трезвых не люблю; ино дело пьянство, а иное чванство; хочешь жить, как мы, милости просим — нет, так убирайся, проваливай: скоморох попу не товарищ.

Пей да про себя разумей, отец Варлаам! Видишь: и я порой складно говорить умею.

А что мне про себя разуметь?

Оставь его, отец Варлаам.

Да что он за постник? Сам же к нам навязался в товарищи, неведомо кто, неведомо откуда, — да еще и спесивится; может быть, кобылу нюхал...

(Пьет и поет: Молодой чернец постригся.)

(хозяйке)

Куда ведет эта дорога?

В Литву, мой кормилец, к Луёвым горам.

А далече ли до Луёвых гор?

Недалече, к вечеру можно бы туда поспеть, кабы не заставы царские да сторожевые приставы.

Как, заставы! что это значит?

Кто-то бежал из Москвы, а велено всех задерживать да осматривать.

(про себя)

Вот тебе, бабушка, Юрьев день.

Эй, товарищ! да ты к хозяйке присуседился. Знать, не нужна тебе водка, а нужна молодка; дело, брат, дело! у всякого свой обычай; а у нас с отцом Мисаилом одна заботушка: пьем до донушка, выпьем, поворотим и в донушко поколотим.

Складно сказано, отец Варлаам...

Да кого ж им надобно? Кто бежал из Москвы?

А господь его ведает, вор ли, разбойник — только здесь и добрым людям нынче прохода нет — а что из того будет? ничего; ни лысого беса не поймают: будто в Литву нет и другого пути, как столбовая дорога! Вот хоть отсюда свороти влево, да бором иди по тропинке до часовни, что на Чеканском ручью, а там прямо через болото на Хлопино, а оттуда на Захарьево, а тут уж всякий мальчишка доведет до Луёвых гор. От этих приставов только и толку, что притесняют прохожих, да обирают нас бедных.

Слышен шум.

Что там еще? ах, вот они, проклятые! дозором идут.

Хозяйка! нет ли в избе другого угла?

Нету, родимый. Рада бы сама спрятаться. Только слава, что дозором ходят, а подавай им и вина, и хлеба, и неведомо чего — чтоб им издохнуть, окаянным! чтоб им...

Входят приставы.

Здорово, хозяйка!

Добро пожаловать, гости дорогие, милости просим.

(другому)

Ба! да здесь попойка идет: будет чем поживиться. (Монахам.) Вы что за люди?

Мы божии старцы, иноки смиренные, ходим по селениям да собираем милостыню христианскую на монастырь.

(Григорию)

А ты?

Наш товарищ...

Мирянин из пригорода; проводил старцев до рубежа, отселе иду восвояси.

Так ты раздумал...

(тихо)

Молчи.

Хозяйка, выставь-ка еще вина — а мы здесь со старцами попьем да побеседуем.

(тихо)

Парень-то, кажется, гол, с него взять нечего; зато старцы...

Молчи, сейчас до них доберемся. — Что, отцы мои? каково промышляете?

Плохо, сыне, плохо! ныне христиане стали скупы; деньгу любят, деньгу прячут. Мало богу дают. Прииде грех велий на языцы земнии. Все пустилися в торги, в мытарства; думают о мирском богатстве, не о спасении души. Ходишь, ходишь; молишь, молишь; иногда в три дни трех полушек не вымолишь. Такой грех! Пройдет неделя, другая, заглянешь в мошонку, ан в ней так мало, что совестно в монастырь показаться; что делать? с горя и остальное пропьешь; беда да и только. — Ох плохо, знать пришли наши последние времена...

(плачет)

Господь помилуй и спаси!

В продолжение Варлаамовой речи первый приставзначительно всматривается в Мисаила.

Алеха! при тебе ли царский указ?

При мне.

Подай-ка сюда.

Что ты на меня так пристально смотришь?

А вот что: из Москвы бежал некоторый злой еретик, Гришка Отрепьев, слыхал ли ты это?

Не слыхал.

Не слыхал? ладно. А того беглого еретика царь приказал изловить и повесить. Знаешь ли ты это?

Не знаю.

(Варлааму)

Умеешь ли ты читать?

Смолоду знал, да разучился.

(Мисаилу)

А ты?

Не умудрил господь.

Так вот тебе царский указ.

На что мне его?

Мне сдается, что этот беглый еретик, вор, мошенник — ты.

Я! помилуй! что ты?

Постой! держи двери. Вот мы сейчас и справимся.

Ах, они окаянные мучители! и старца-то в покое не оставят!

Кто здесь грамотный?

(выступает вперед)

Я грамотный.

Вот на! А у кого же ты научился?

У нашего пономаря.

(дает ему указ)

Читай же вслух.

(читает)

«Чудова монастыря недостойный чернец Григорий, из роду Отрепьевых, впал в ересь и дерзнул, наученный диаволом, возмущать святую братию всякими соблазнами и беззакониями. А по справкам оказалось, отбежал он, окаянный Гришка, к границе литовской...»

(Мисаилу)

Как же не ты?

«И царь повелел изловить его...»

И повесить.

Тут не сказано повесить.

Врешь: не всяко слово в строку пишется. Читай: изловить и повесить.

«И повесить. А лет ему вору Гришке от роду... (смотря на Варлаама) за 50. А росту он среднего, лоб имеет плешивый, бороду седую, брюхо толстое...»

Все глядят на Варлаама.

Ребята! здесь Гришка! держите, вяжите его! Вот уж не думал, не гадал.

(вырывая бумагу)

Отстаньте, сукины дети! что я за Гришка? — как! 50 лет, борода седая, брюхо толстое! нет, брат! молод еще надо мною шутки шутить. Я давно не читывал и худо разбираю, а тут уж разберу, как дело до петли доходит. (Читает по складам.) «А лет е-му от-ро-ду... 20». — Что, брат? где тут 50? видишь? 20.