Шандор Петефи - Стихотворения. Поэмы

И вовсе перестал он думать.
Ни в голове его, ни в сердце
Ни чувств, ни мыслей не осталось.
Сидел, как статуя, недвижно,
Смотрел он молча в очи ночи,
Заполнившей его темницу.
Застыли, омертвели члены,
И голова его склонилась,
И начал он терять сознанье,
И навзничь он упал на камни.
Заснул ли? Потерял ли намять?
Лежал он долго без движенья.
И вдруг,
Как будто поднят взрывом
Или железом раскаленным
Ожжен, вскочил с таким он воплем,
Что даже стены застонали:
«Куда ты? Стой!»
Простер он руки,
Как будто что то обнимая,
И снова рухнул на скамейку
Он, обессилев. И застыли
В его очах большие слезы.
И, будто выдыхая душу,
Он прошептал:

«Ушла. Исчезла!
Теперь всему конец. Свершилось!»

Что сталось? Кто его покинул?
Что кончилось? Приснилось что-то?
Нет. Было то не сновиденье,
И все ж не явь!
Перед Сильвестром
Явилось женщины виденье,
В котором он узнал супругу.
Она, она к нему склонилась
И на ухо ему шепнула:
«Господь с тобой! Я — отстрадала!»
Поцеловала и исчезла.

И он вскочил. Глаза раскрылись,
Но все ж ее он видел, видел
Еще мгновенье. Вслед за этим
Сгустилась тьма еще ужасней,
Как после молнии бывает.
«Господь с тобой! Я — отстрадала!»
Он вспомнил этот мертвый голос,
Он понял: больше не придется
Услышать этот голос нежный.
«Господь с тобой! Я — отстрадала!»
«Господь с тобой! Под страшным вихрем
Ты, ветвь души моей, сломилась!
С цветущей ветвью вихрь умчался, —
Зачем он дерево оставил?
Пусть вывернет меня он с корнем
И унесет за ветвью следом!
Пусть я найду тебя увядшей,
Чтоб весь остаток этой жизни
Проплакать у святых развалин.
За жизнь я больше не цепляюсь —
Я жизни цель уже утратил:
Была ты целью этой жизни!
Ведь для тебя я жил на свете,
Благодаря тебе и жил я,
О ты, любви моей богиня!
Действительность — лишь только ты,
А человечество, свобода —
Ведь это все слова пустые,
Лишь призраки, во имя коих
Бороться могут лишь безумцы!
Ты, только ты реальность жизни,
Ты — явь, любви моей богиня!
И ты потеряна навеки!
И если я, как крот, разрою
Всю землю — не найду тебя я!
Ты только прах, как все другое,
Такой же и ничем не лучше!
Среди других ты растворишься,
Как будто зверь или растенье!
Но даже и утрату эту,
Всю тяжесть эту понесу я,
До той поры пока не рухну,
Лишь удалось бы попрощаться
И ей сказать одно лишь слово,
Одно коротенькое слово!
Конец, конец! Ведь даже это
Господь мне не позволил сделать…
Как беспощаден бог небесный!
А человек, глупец ничтожный,
Склоняет перед ним колени,
Зовет отцом и обожает…
Нет! Ты — тиран, господь небесный!
Я шлю тебе свое проклятье.
Сидишь ты на небесном троне,
В своем величье хладнокровном
Земным тиранам уподобясь,
Сидишь, господствуя кичливо,
И, что ни день, зари лучами
И кровью из сердец разбитых
Окрашиваешь тусклый пурпур
Давно уж выцветшего трона!
Ты хуже всякого тирана!
Будь проклят! Так же, как отрекся
Ты от меня, я отрекаюсь
И от тебя! Пусть будет меньше
Одним рабом! Возьми обратно
Жизнь, что швырнул мне как подачку!
Бери назад! Отдай другому!
Пускай другой в ней прозябает!
Меня не тешит жизнь-подачка!
Я под ноги тебе бросаю
Всю эту жизнь! Пусть разобьется
Она, как черенок негодный!»

Он так вопил, что тьма дрожала
В испуге. И, вопя безумно,
Лбом он ударился о стену,
И зазвенела от удара
Стена, как будто бы от боли.

И так лежал он в луже крови,
Сочащейся из головы,
И все ж не умер, жив остался.
Жизнь горемычная прилипла
И приросла к нему так крепко,
Как и к душе его — мученья,
Как и к тюрьме его — безмолвье!

Десятилетье в каземате!
Ведь это даже и на воле
Немалый срок, а здесь… подумать!
Оброс он гривой, бородою…
Все всматривался: «Не седею?»
И все себе казался черным,
Хоть белым стал давно, как голубь,
Но в темноте не видел это.

И было то десятилетье
Единой бесконечной ночью,
Но все-таки он ждал рассвета.
По временам ему казалось,
Что он века, тысячелетья
Сидит на этом самом месте,
Что Судный день уже свершился
И что земля давно погибла,
И только вот темница эта
Стоит, в которой он забыт.

Из сердца вылетели страсти,
Не проклинал он больше бога,
И даже и не вспоминались
Ни бог, ни люди…
Скорбь из сердца
Давно уж вылетела тоже,
И только иногда он плакал
При пробужденье, потому что
Во сне к нему еще являлось
Виденье милое — супруга,
Которая за гробом даже
Была верна… Но милый образ
Скрывался, исчезал бесследно,
И узник плакал, плакал, плакал…

Но почему не видел сына?
Ведь сын-то у него остался?
Он спрашивал себя об этом
И отвечал: «Должно быть — так!
Не умер сын мой, потому что
Живым сюда пути закрыты
И только мертвые приходят…
Лишь ты приходишь, милый ангел,
А сын наш — жив, большим он вырос…
Но кем же стал ты, мой сыночек?
Что делаешь ты, сиротинка?
Нуждаешься, наверно, ты?
Быть может, сделался ты вором
И захоронен палачами
Здесь, под землею, по соседству,
В одном из этих казематов?
Ты помнишь об отце, ребенок?
Ты любишь ли меня, сынок?»

Но что за шорох необычный?
Какой-то непривычный голос?
Прислушался несчастный узник,
И затаил дыханье он.
И тут душа его раскрылась,
Совсем как под лучами солнца
Вдруг распускается цветок.
И вот за десять лет впервые
Слагаются в улыбку снова
Сухие губы.
Ведь это птичка прилетела,
На край стены тюремной села
Поблизости его окна.
И сладостно она запела.
И шепчет узник, а быть может,
Он только лишь подумал это,
Сказать не смея, чтоб словами
Прелестной гостьи не спугнуть.
«О господи, какая радость!
Впервые я услышал щебет
С тех нор, как здесь томлюсь, а это —
Я знаю — длится целый век!
Пой, птичка, пой! Пусть песнь напомнит,
Что жил я, что живу и ныне!
Пусть щебет твой напомнит юность,
Давно умчавшуюся юность,
Весну и тот цветок весенний,
Который мы зовем любовью!
Твой голос пробуждает муку,
Но вместе с тем и утешает,
А утоление страданья,
Быть может, сладостней, чем радость!
Пой, птичка, ной! Но чей ты вестник?
Кто научил тебя, о птичка,
Взлететь сюда, на эту стену,
Куда взлетают лишь проклятья?
Святое небо! Эти мысли
Меня убьют!
Умру от счастья!
Душа предсказывает: буду
Я на свободе, и умру я
Не в этом мертвом каземате,
А под господним вольным небом!
О птичка на стене тюремной,
Ты — странник по просторам вольным,
Ты — вольной воли провозвестник!
Так будет! Я не сомневаюсь!
Будь крепким, сердце! Если горю
Тебя сломить не удалось,
Пускай тебя не сломит радость!
Так будет! Ведь позор и горе
Однажды опостылят миру,
Он бросит их и первым делом
Тюремные разрушит своды,
И слезы радости вселенской
Сейчас же упадут на лица
Тех, кто томится за Свободу!
О птичка на стене тюремной,
Ты — странник по просторам вольным,
Ты — вольной воли провозвестник!»
И ключ в замке тюремном скрипнул,
Испуганно вспорхнула птичка,
Открылась дверь, и страж тюремный
Сказал Сильвестру: «Ты свободен!»