Древнеанглийская поэзия

Неоднократно предпринимались попытки исторической типологии и более новых жанров, связанных с приходом в поэзию новых тем и, в частности, с влиянием христианства. Так, принято, говоря о христианских поэмах, проводить различие между «поэзией Кэдмона» и «поэзией Кюневульфа». Но если прежде эти выражения подразумевали возможность распределения почти всех известных поэм между двумя конкретными, жившими в определенное время авторами [244], то в работах новейших исследователей они служат прежде всего условным обозначением двух жанров эпической христианской поэзии: с одной стороны, жанра более архаического, т. е. теснее связанного с германской героической поэзией, и с другой стороны, жанра «ученого», несущего на себе более явный отпечаток книжной теологической культуры. Историческую классификацию жанров не удается, однако, провести вполне последовательно. Начнем с того, что она, конечно, не может пониматься как внешняя, хронологическая история жанров. В любом историческом обзоре древнеанглийской поэзии первые или последние страницы отводятся так называемым «периферийным жанрам» (дидактические стихи, загадки и т. п.), которым невозможно найти место на эволюционной прямой [245]. Но и основные жанры едва ли сменяли друг друга во времени. Как уже упоминалось выше, в самом конце древнеанглийской эпохи была создана «битва при Мэлдоне», поэма, которая, по словам У. Кера, «служит предупреждением против слишком гладких теорий литературного развития» [246]. В самом деле, хотя «Битва при Мэлдоне» (как и созданная за несколько десятилетий до нее «Битва при Брунанбурге») описывает современные события, она сочинена в лучших традициях германской героической поэзии. Обе «Битвы» снова возвращают нас к той, самой первой, «Битве в Финнсбурге», которая вошла в работы по истории древнеанглийской литературы как пример архаичности и безукоризненно «германского духа». Правда, некоторые ученые на основании кропотливого текстологического и стиховедческого анализа приходят к выводу, что в двух замыкающих этот сборник поэмах проявляются все же черты упадка: стих не совсем в них правилен (см. о его правилах ниже, §c), поэтическая фразеология кажется недостаточно искусной и разнообразной. Но ряд других исследователей находит подобные же недостатки формы и в «Битве при Финнсбурге», делая отсюда вывод, что создание самой архаичной из древнеанглийских поэм должно быть отнесено к последнему веку истории древнеанглийской поэзии.

Следует заметить, что и сама архаичность «Битвы в Финнсбурге», т. е. чистота ее жанровых признаков, ставит ее особняком среди других памятников. Ч. Кеннеди, например, считает «Битву в Финнсбурге» единственным поэтическим произведением, вполне свободным от христианского влияния [247](качество, может быть обязанное фрагментарности текста). Главная трудность исторического анализа жанров древнеанглийской поэзии и самой их классификации состоит в том, что жанры эти, давая основание для сравнения древнеанглийской поэзии с поэзией других народов и эпох, существуют все же на иных правах, чем жанры в литературе нового времени. Они не противопоставлены достаточно четко друг другу как разные художественные формы. Представляется возможным применить к ним (памятуя о различии эпох и обстоятельств, конечно) характеристику, которую дала О. М. Фрейденберг античным жанрам: «Тут структура жанров только еще возникает в своей специфике. Это не формальная часть литературы, изымаемая из смыслового контекста литературного произведения или жанра, не вопрос об источниках, о внешних жанровых приметах и т. д. Структура античных жанров — это (не?) их костяк, а органические элементы, их (выражаясь фигурально) биологическое основание. Структура античных жанров не может быть уподоблена позднейшим европейским структурам, где композиция произведения зависит от основной мысли автора, где поэтические средства свободно распределяются автором, где автор волен в пределах литературной традиции отбирать нужный ему материал» [248].

Применительно к поэзии англосаксов это значит, с одной стороны, что, выделяя разные жанры (кажется правомерным и в дальнейшем пользоваться этим термином, достаточно нестрогим в литературоведении), мы, как правило, не можем провести твердых границ между нами: они и не проведены в настоящем сборнике. Примером могут послужить стихи, относимые к группе «элегий». Данный термин оправдан тем, что в древнеанглийской поэзии действительно существуют стихи, в которых преобладают мотивы личных переживаний: тоска, одиночество, боль отвергнутой любви и т. п. Можно найти в этих стихах и некоторые общие композиционные особенности. Но, несмотря на это, не существует, кажется, ни одного конкретного стихотворения, которое не исключалось бы на том или ином основании из данной группы, то ли потому, что его основное содержание составляет перечень героических сказаний («Деор»), то ли потому, что оно обнаруживает сходство с фольклорными Frauenlieder («Плач жены»), либо в нем отсутствует прямое выражение авторского «я» («Руины»). В «Послании мужа» слабо выражено элегическое настроение, а «Вульф и Эадвакер» долгое время числился «первой загадкой» в Эксетерском собрании. Исследователи проявляют относительное единодушие, лишь причисляя к элегиям «Скитальца» и «Морестранника»; но и эти стихотворения представляются некоторым нетипичными, поскольку в них сильнее, чем в других причисляемых к элегиям стихотворениях, выражен христианский элемент. Не приходится удивляться тому, что «некоторые новейшие исследователи выражают сомнение в том, что можно как кругом очертить термином «элегии» ту или иную группу стихотворений» [249]. Не будем приводить доводы, доказывающие, что это относится и к любой другой группе, что «Видсид» по равным признакам может быть причислен к героической, дидактической, мнемонической или опять-таки к элегической поэзии, что в последних работах все чаще выражается сомнение в возможности отграничения «поэзии Кэдмона» от «поэзии Кюневульфа» и т. д. и т. п. Все древнеанглийские стихи написаны одним и тем же аллитерационным стихом, во всех применяется сходная поэтическая фразеология, жанровое многообразие не исключает их удивительной гомогенности. Древнеанглийскую поэзию можно уподобить спектру, в котором есть все цвета, но членение которого не может не быть условным.

Но такой же спектр, или участок спектра представляет собой и каждое отдельное поэтическое произведение, за исключением лишь самых простых. Отсутствие четких жанровых границ делает зыбкой и неустойчивой и их внутреннюю смысловую структуру. Они оказываются как бы проницаемыми друг для друга. Существует специальное издание, в котором собраны параллели к тексту «Беовульфа», в том числе и из остального корпуса древнеанглийской поэзии [250]. Но и в самом «Беовульфе» можно найти многочисленные жанровые и текстуальные параллели к элегиям, гномическим стихам и христианским проповедям; в нем пересказываются гимн о Первом Творении (ср. «Гимн Кэдмона») и сказания, известные по героическим песням (ср. в Приложении так наз. Финнсбургский эпизод). Такие, с точки зрения современного читателя, инородные включения встречаются и во многих «малых памятниках», хотя далеко не всегда можно их с уверенностью выделить (как нельзя с уверенностью разделить в них христианские и языческие элементы). Единство формы всей древнеанглийской поэзии и ускользающее от четких жанровых определений многообразие ее содержания — таковы проблемы, от понимания которых зависит и общий взгляд на сущность этой поэзии, и истолкование ее отдельных памятников.