Array Коллектив авторов - Вслед за путеводною звездой (сборник)

Он мог бы иметь и доход, и почёт,
Квартиру, машину и дачу.
Но рвёт его ветер, и дождик сечёт,
И стужа терзает, и солнце печёт,
А он всё спешит наудачу.
Какая удача? Во имя чего?
Нужны ли такие лишенья?
Ни хлеба, ни имени нет у него.
Но он не оставит пути своего
И не переменит решенья!
И так до последних, до талых минут –
Пока они вовсе не канут…
Он верит, что следом другие идут, –
Пусть даже, когда обо всех помянут,
Он так и не будет помянут.

Я из рода свирепой волчицы,
«Чон» зовётся моя родня,
Здесь очерчены строго границы
Между «можно» и строгим «нельзя».

Предавайся безудержной страсти,
Но достоинство, честь береги.
Достигая всесильной власти,
О корнях своих память храни.

Пусть в кармане твоём ни гроша,
Не услышишь упрёков: «Ты – нищий»,
Оставалась бы щедрой душа,
Удостоишься почестей высших.

Говорят, будто всё, кроме камня,
По зубам всем, кто родом из «Чон»,
Оседлать можем всех, но не волка,
Чтит волчицу наш род испокон.

Да, мой род Чоном-волком зовётся,
Но добрей и родней не сыщу,
Если в жизни мне туго придётся,
Я за помощью к Чонам пойду.

Мне внушает не страх – восхищенье
Этот серый разбойник степной,
Что его пред людьми прегрешенья,
Коль бесстрашен красавец лихой.

Жизнь свою я сверяю по Чонам,
Что ни слово – то личная честь.
Родовым наивысшим каноном
Не сотру я с достоинства спесь.

Оцепененье. Это волк
В двух метрах от меня,
И к горлу подступил комок,
И ватная нога.

Глаза ни добрые, ни злые
Смотрели на меня.
И мы безмолвно говорили
О том, что мы родня.

А волк, наверно, вспоминал,
Как в стужу для волчат
Мой дед барашка оставлял
Волчице. Был ей брат.

Мгновенье вечность поглотило…
Как он исчез, не помню,
Лишь сердце трепетно молилось
Легенде, ставшей былью, –
Праматерь рода моего
Волчицею была.

Я рос на руинах великой Державы,
Где вместо заводов – тяжелый бурьян
Повсюду стоял арматурный и ржавый
Под вопли кликуш, воронья и ворья.

Не помню развала Державы на части –
Был мал, и поэтому в розовый цвет
Раскрашивал мир. Батя продал запчасти,
Чтоб нас прокормить. Мы сдавали цветмет

Втроём с пацанами: Никитой и Пашкой,
Искали кругом алюминий и медь,
Бутылки пивные (читай – «Чебурашки»)
Меняли на жвачку и разную снедь.

Но сколько мальчишеской радости было,
Когда «Чупа-чупсы» и «Турбо» могли
На деньги от сданных в киоски бутылок
Купить, чтоб беспечно надуть пузыри!

Вокруг пузырились и лопались банки,
Наследье Союза трещало по швам.
В Европе – чужие ракеты и танки.
Кто помнил тогда, что Россия жива?

Пока на Кавказе горланили пушки,
В сибирской глубинке жила детвора:
Сдавала бутылки, играла в «войнушки»,
Дралась с малышнёй из чужого двора.

Я позже узнал, что в конфликтах дурацких
(Решили, что вместе им тягостно жить)
Народы из близких, практически братских,
Друг друга пытались поднять на ножи.

Кто с кем и зачем? Был умело запутан
Клубок наших бедствий, и комом с горы
Катилась тяжелая, долгая смута
В глухие дворы, где полно детворы.

Из детства протянута ниточкой тонкой,
Сквозь память пропущена струнка души.
Тогда мне Россия казалась ребёнком.
Мы вместе росли и учились, как жить.

Я с Родиной в сердце из детства протопал
По узкой тропинке, ведущей на свет.
Ты помнишь, Россия, как в спину Европа
Плевала, ведь знала – не плюнешь в ответ?

Давили, пинали, но в ржави и гнили,
Под вопли кликуш, воронья и ворья,
Россия росла на отцовской могиле,
Где вместо надгробья – тяжелый бурьян.

А дети взрослеют! Я вижу: сегодня
Враг понял – иные пришли времена,
Налитые злобой, холодные поднял
Глаза и увидел, кем стала Она.

Россия из пепла и праха былого
Встаёт на крыло, чтоб продолжить полёт.
Жар-птица ли, феникс? Как новое слово,
В бессмертном народе начало берёт.

Свист метких стрел сейчас ловлю во фразе я,
А боль от слов лирически остра.
В сибирских генах заблудилась Азия:
Степная ширь и отблески костра.

А ты глядишь – усталая, но гордая.
И непокорность жестами кричит:
«Русь никогда не соглашалась с ордами…
На варварские правила мужчин!»

Кем мы были на этом свете,
Как любили, о чём мечтали,
Будут знать лишь бродяга-ветер
Да полоска булатной стали.
А крестьянин, взглянув на небо,
Поле сечи забытой вспашет.
И взметнутся колосья… хлеба
Над безвестной могилой нашей.
Горевать нам с тобой нелепо,
Ведь не зря подчинимся тленью.
Нам кормить свежим русским хлебом
Поколенье за поколеньем!
Хлебом-солью приветят князя,
И усобиц костры погаснут.
Значит, падали с криком наземь
Не напрасно.

Сибирские реки на север текут –
Об этом с рождения знают
Татарин и русский, остяк и якут.
И каждая птица лесная,
И сумрачный лес, перешедший в тайгу –
Сплетение веток упругих.
Сибирские реки на север влекут
То утлые лодки, то струги.