Владимир Высоцкий - Я не люблю…

О как мне жаль, что я и сам такой:
Пусть я молчал, но я ведь пил – не реже, —
Что не могу я моря взять с собой
И захватить все солнце побережья.

Нет меня – я покинул Расею, —
Мои девочки ходят в соплях!
Я теперь свои семечки сею
На чужих Елисейских Полях.

Кто-то вякнул в трамвае на Пресне:
«Нет его – умотал наконец!
Вот и пусть свои чуждые песни
Пишет там про Версальский дворец».

Слышу сзади – обмен новостями:
«Да не тот! Тот уехал – спроси!»
«Ах не тот?!» – и толкают локтями,
И сидят на коленях в такси.

Тот, с которым сидел в Магадане,
Мой дружок по Гражданской войне —
Говорит, что пишу ему: «Ваня!
Скушно, Ваня, – давай, брат, ко мне!»

Я уже попросился обратно —
Унижался, юлил, умолял…
Ерунда! Не вернусь, вероятно, —
Потому что я не уезжал!

Кто поверил – тому по подарку, —
Чтоб хороший конец, как в кино:
Забирай Триумфальную арку,
Налетай на заводы Рено!

Я смеюсь, умираю от смеха:
Как поверили этому бреду?!
Не волнуйтесь – я не уехал,
И не надейтесь – я не уеду!

Переворот в мозгах из края в край,
В пространстве – масса трещин и смещений:
В Аду решили черти строить рай
Для собственных грядущих поколений.

Известный черт с фамилией Черток —
Агент из Рая – ночью, внеурочно
Отстукал в Рай: в Аду черт знает что, —
Что точно – он, Черток, не знает точно.

Еще ввернул тревожную строку
Для шефа всех лазутчиков Амура:
«Я в ужасе, – сам Дьявол начеку,
И крайне ненадежна агентура».

Тем временем в Аду сам Вельзевул
Потребовал военного парада, —
Влез на трибуну, плакал и загнул:
«Рай, только рай – спасение для Ада!»

Рыдали черти и кричали: «Да!
Мы рай в родной построим Преисподней!
Даешь производительность труда!
Пять грешников на нос уже сегодня!»

«Ну что ж, вперед! А я вас поведу! —
Закончил Дьявол. – С Богом! Побежали!»
И задрожали грешники в Аду,
И ангелы в Раю затрепетали.

И ангелы толпой пошли к Нему —
К тому, который видит все и знает, —
А Он сказал: «Мне наплевать на тьму!» —
И заявил, что многих расстреляет.

Что Дьявол – провокатор и кретин,
Его возня и крики – все не ново, —
Что ангелы – ублюдки как один,
И что Черток давно перевербован.

«Не Рай кругом, а подлинный бедлам, —
Спущусь на землю – там хоть уважают!
Уйду от вас к людям ко всем чертям —
Пущай меня вторично распинают!..»

И Он спустился. Кто он? Где живет?..
Но как-то раз узрели прихожане —
На паперти у церкви нищий пьет.
«Я Бог, – кричит, – даешь на пропитанье!»

Конец-печален (плачьте, стар и млад, —
Что перед этим всем сожженье Трои?):
Давно уже в Раю не рай, а ад, —
Но рай чертей в Аду зато построен!

Я стою́, стою спиною к строю,
Только добровольцы – шаг вперед!
Нужно провести разведку боем, —
Для чего – да кто ж там разберет…

Кто со мной? С кем идти?
Так, Борисов… Так, Леонов…
И еще этот тип
Из второго батальона!

Мы ползем, к ромашкам припадая,
Ну-ка, старшина, не отставай!
Ведь на фронте два передних края:
Наш, а вот он – их передний край.

Кто со мной? С кем идти?
Так, Борисов… Так, Леонов…
Да, еще этот тип
Из второго батальона!

Проволоку грызли без опаски:
Ночь – темно, и не видать ни зги.
В двадцати шагах – чужие каски, —
С той же целью – защитить мозги.

Кто со мной? С кем идти?
Так, Борисов… Так, Леонов… Ой!..
Еще этот тип
Из второго батальона.

Скоро будет «Надя с шоколадом» —
В шесть они подавят нас огнем,
Хорошо, нам этого и надо —
С богом, потихонечку начнем!

С кем обратно идти?
Так, Борисов… Где Леонов?!
Эй ты, жив? Эй ты, тип
Из второго батальона!

Пулю для себя не оставляю.
Дзот накрыт и рассекречен дот…
А этот тип, которого не знаю,
Очень хорошо себя ведет.

С кем в другой раз идти?
Где Борисов? Где Леонов?
Правда, жив этот тип
Из второго батальона.

…Я стою спокойно перед строем —
В этот раз стою к нему лицом,
Кажется, чего-то удостоен,
Награжден и назван молодцом.

С кем в другой раз ползти?
Где Борисов? Где Леонов?
И парнишка затих
Из второго батальона…

Запомню, оставлю в душе этот вечер —
Не встречу с друзьями, не праздничный стол:
Сегодня я сам – самый главный диспетчер,
И стрелки сегодня я сам перевел.

И пусть отправляю составы в пустыни,
Где только барханы в горячих лучах, —
Мои поезда не вернутся пустыми,
Пока мой оазис еще не зачах.

Свое я отъездил, и даже сверх нормы, —
Стою, вспоминаю, сжимая флажок,
Как мимо меня проносились платформы
И реки – с мостами, которые сжег.

Теперь отправляю составы в пустыни,
Где только барханы в горячих лучах, —
Мои поезда не вернутся пустыми,
Пока мой оазис еще не зачах.

Они без меня понесутся по миру —
Я рук не ломаю, навзрыд не кричу, —
А то мне навяжут еще пассажиров —
Которых я вовсе сажать не хочу.

Итак, я отправил составы в пустыни,
Где только барханы в горячих лучах, —
Мои поезда не вернутся пустыми,
Пока мой оазис еще не зачах.

Растаяли льды, километры и годы —
Мой первый состав возвратился назад, —
Он мне не привез драгоценной породы,
Но он – возвратился, и рельсы гудят.

Давай постоим и немного остынем:
Ты весь раскален – ты не встретил реки.
Я сам не поехал с тобой по пустыням —
И вот мой оазис убили пески.

Разбег, толчок… И стыдно подыматься:
Во рту опилки, слезы из-под век, —
На рубеже проклятом два двенадцать
Мне планка преградила путь наверх.

Я признаюсь вам как на духу:
Такова вся спортивная жизнь, —
Лишь мгновение ты наверху —
И стремительно падаешь вниз.

Но съем плоды запретные с древа я,
И за хвост подергаю славу я.
У кого толчковая – левая,
А у меня толчковая – правая!

Разбег, толчок… Свидетели паденья
Свистят и тянут за ноги ко дну.
Мне тренер мой сказал без сожаленья:
«Да ты же, парень, прыгаешь в длину!»