Егор Летов - Русское поле экспериментов

Грозовая гладь — звёздная топь

Вольный кораблик, послушный поток

Семь озорных шагов за горизонт

Семь ледяных мостов за горизонт

Семь проливных дождей за горизонт.

P.S.

Сквозь кожу прорастает серебристая рожь

Вливается в глазницы родниковый потоп

Лениво высыхает молоко на губах

Ржавеют втихомолку потаённые прозрачные двери.

1991

Как платил Незнайка за свои вопросы

Что скрывал последний злой патрон

И чему посмеивался Санька Матросов

Перед тем как Шышел-Мышел пернул вышел вон?

Как бежал за солнышком слепой Ивашка

Как садился ангел на плечо

Как рвалась и плавилась последняя рубашка

Как и что обрёл обнял летящий Башлачев?

Партизан спалил в пизду родную хату

Завязался в узел ремешок

Эх, распирает изнутри веселую гранату

Так чем всегда кончается вот такой стишок?

Это знает моя Свобода

Это знает моя Свобода

Это знает мое Поражение

Это знает моя Торжество.

1990

То ли поделом, то ли по домам

То ли скатертью дорожка, то ли что-то ещё.

Словно камни

Словно корни

Словно черви

Будем привыкать.

Сумерки и боги разбрелись по углам

Зевота разорвала горизонт пополам.

Час за часом

Год за годом

Век за веком

Будем привыкать.

Что-то белое слепое поселилось в груди

То ли вьюга, то ли моль, то ли всё, что впереди

То ли жажда

То ли полдень

То ли копоть

Будем привыкать.

1991

Далёкая Офелия смеялась во сне:

Пузатый дрозд, мохнатый олень

Привычно прошлогодний нарисованный снег

Легко светло и весело хрустит на зубах

Нарядная Офелия текла через край -

Змеиный мёд, малиновый яд

Резиновый трамвайчик, оцинкованный май

Просроченный билетик на повторный сеанс

Влюбленная Офелия плыла себе вдаль

Сияла ночь, звенела земля

Стремительно спешили, никого не таясь

Часы в свою нелепую смешную страну

Послушная Офелия плыла на восток

Чудесный плен, гранитный восторг

Лимонная тропинка в апельсиновый лес

Невидимый лифт на запредельный этаж

Далёкая Офелия смеялась во сне:

Усталый бес, ракитовый куст

Дареные лошадки разбрелись на заре

На все четыре стороны — попробуй поймай.

1991

Сырые закоулки, газированные реки

Стальные веки, грозные нули

Усталые истерики, повальные успехи

Сухие рты, седьмые небеса

Побочные явления, плачевные гримасы

Густые массы, громкие слова

Настойчивые выводы, незримые каркасы

Цветные сны и кое-что еще

Каждый миг передозировка

На все оставшиеся времена.

На все оставшиеся времена.

1991

В дрызг и брызг рванула осень запоздалою жарой

Горячо и смехотворно в подберёзовой тени

Эх, увлеченно бы высунуть назойливый язык

И в заплатанную тряпочку промолчать.

Убежденно провожать ненаглядные вторники

Капризно вспоминать широчайшие поприща

Метафизические карбованцi и арбузные полночи

Рыженькие кошечки и беленькие собачки

Кишка электрички

Западноберлинские спички.

От резиновой улыбки болят мышцы лица.

Что-то кислое потекло по стеклу -

То ли благоразумие

То ли слеза.

Всевышний генералитет выразил вулканическое недоумение

Тем не менее

От напрасной улыбки заныла скула

Грянул гром. Запотели очки.

Порвались бедные мои башмачки.

Пустяки!

Дело житейское.

Хитрожопое.

Будет еще и сажень в плечах

И жопа с ручкой и ядреная вошь

А также заведомая гундосая ложь

О том как я в дрызг и брызг отравился кривой окаянной

усмешкой.

Косоротой натужной ухмылочкой

. . . . . .

Если однажды

Вдруг

Меня не окажется вовсе

в заповедной заветной тарелке

Твоего праведного сновидения

Знай-

Неуловимые мстители настигли меня.

13–15.09.90

Праздник песни вымирающих народов

Вырождающихся богов

Поздние гадания на кровавой гуще

Превосходный пикничок на вселенской обочине

Пышные поминки по всем тем кто устал не посмел

Протрезвел повзрослел

Всем кто взял бессрочный отпуск за свой собственный счёт.

Обугленная лужа засмеялась мне в лицо —

Ты оденься потеплее

Скоро похолодание.

1990

И будет целебный хлеб

Словно нипочём

Словно многоточие

И напроломное лето моё

Однофамильное

Одноименное

Губы в трубочку

Нить — в иголочку

Не жисть — а сорочинская ярмарка!

Заскорузло любили

Освинело горевали

Подбрасывали вверх догорелую искорку

Раскрашивали домики нетрезвыми красочками

Назывались груздями,

полезали в кузова

Блуждали по мирам, словно вши по затылкам

Триумфально кочевали по невымытым стаканам,

по натруженным умам

По испуганным телам

По отсыревшим потолкам

Выпадали друг за другом как молочные зубы

Испускали дух и крик

Пузырились топкой мелочью

В оттопыренных карманах деревянных пиджаков

Кипучие могучие никем непобедимые

Словно обожженные богами горшки

А за спинами таились

Лыжи в сенях

Санки

Салазки

Сказки

Арабески

На седьмой день ему все остопиздело:

Пусть будет внезапно

Пусть будет неслыханно

Пусть прямо из глотки

Пусть прямо из зеркала

Безобразно рванёт из под кожи древесно-мясные волокна

Моя самовольная вздорная радость

ЧУДОВИЩНАЯ весна!..

Чтоб клевать пучеглазое зерно на закате

Целовать неудержимые ладони на заре

Топни ногою

и вылетят на хуй все стекла и двери глаза вилки ложки

и складные карманные ножички

Еще одна свирепая история любви

Грустная сказочка про свинью-копилку

Развеселый анекдотец про то как Свидригайлов собирался в Америку

Везучий, как зеркало, отразившее пожар

Новогодний, как полнолуние, потно зажатое в кулаке

Единственный, словно звонкое змеиное колечко

Единственный, словно вскользь брошенное словечко

Замечательный, словно сто добровольных лет

Одиночества.

1990

Как в мясной избушке помирала душа

Как в мясной избушке умирала душа

Как в мясистой хатке догнивала душонка

Как в мясистой хатке пропадала душа

В то красное лето многие сходили с ума

В то лето людишки уходили с ума

Завидуя торопливым воронам

Клевавшим глаза у убитых мышат

Сложенных добрыми трудолюбивыми пальцами

В аккуратные праздничные пирамидки.

В то лето я разбил себе вдребезги лоб

О величавые достоинства мстительной памяти,

Ненароком наблюдая, как в мясной избушке помирала душа