Андрей Дементьев - Лебединая верность

Руки мамы. В морщинках, в родинках.
Сколько вынесли вы, любя…
С этих рук я увидел Родину,
Так похожую на тебя.

А за окном была весна…
Сарьян смотрел в окно и плакал.
И жилка билась у виска.
И горы отливали лаком.

Год или сутки суеты.
Как мало жить ему осталось!
В его руках была усталость.
Печаль просилась на холсты.

А солнце наполняло дом.
Оно лилось в окно лавиной,
Как будто шло к нему с повинной
За то, что будет жить ПОТОМ.

Потом, когда его не будет.
Но будет этот небосклон,
И горы в матовой полуде,
И свет, идущий из окон.

Всё было в солнце: тот портрет,
Где Эренбург смотрел так странно,
Как будто жаль ему Сарьяна,
Который немощен и сед.
Всё было в солнце: каждый штрих,
Веселье красок, тайна тени.
И лишь в глазах, уже сухих,
Гас и смирялся свет весенний.

«О, только б жить! На мир смотреть…
И снова видеть солнце в доме.
Ловить его в свои ладони
И вновь холсты им обогреть…

Прекрасна жизнь!» – он говорил.
Он говорил, как расставался.
Как будто нам себя дарил
И спрятать боль свою старался.

Мне снится вновь и не дает покоя
Моя Обетованная земля,
Где вдоль дорог зимой цветут левкои
И подпирают небо тополя.

А небо голубое-голубое.
И солнце ослепительное в нем.
Нам, как нигде, здесь хорошо с тобою.
Со всеми вместе. И когда вдвоем.

И я молю Всевышнего о том лишь,
Чтоб здесь был мир…
И ныне, и всегда…
Вставал рассвет над городом,
Ты помнишь?
И угасала поздняя звезда.

Иерусалим светился куполами,
Вычерчивая контуры церквей.
В лучах зари – как в золоченой раме —
Вновь поражен он красотой своей.

Еще с тобой мы встретим не однажды
Библейских зорь неповторимый вид,
Чтоб сумрак не касался жизни нашей,
Как не коснулся он моей любви.

Отцы, не оставляйте сыновей!
Не унижайте их подарком к дате.
Всё можно изменить в судьбе своей,
Но только сыновей не покидайте.

Пока малы, за них в ответе мать —
От первых слёз и до вечерней сказки.
Но как потом им будет не хватать
Мужской поддержки и отцовской ласки!

Им непременно надо подражать
Своим отцам – на то они и дети.
Родную руку молча подержать,
Уйти с отцом рыбачить на рассвете.

Обида вас настигнет иль любовь —
Не уходите…
Вы им всех дороже.
Ведь в жилах сыновей отцова кровь
И заменить ее уже никто не может.

Долгой может быть жизнь
Для недолгой любви.
Я ж с любовью навеки повенчан.
И хотел бы добавить
Те годы свои,
Что вдали еще были от встречи.

Потому что не хватит мне
Жизни моей для любви —
И счастливой, и долгой.
Что пришла из далеких
Заброшенных дней,
Сделав жизнь мою
Светлой и доброй.

Слишком долгая жизнь
Для недолгой любви…
Слишком коротко время
Для полного счастья.
Провожаю с печалью
Вчерашние дни.
Берегу каждый миг уходящий.

Я брожу по майскому Парижу.
Жаль, что впереди всего три дня.
Все надеюсь, что еще увижу
Женщин, изумивших бы меня.

Я искал их при любой погоде…
Наконец все объяснил мне гид:
Что пешком красавицы не ходят,
И сменил я поиск Афродит.

На такси за ними я гонялся,
На стоянках всё смотрел в окно.
По бульварам, словно в старом вальсе,
Обгонял я модные «Рено».

Я искал их – черных или рыжих…
Но не повезло мне в этот раз.
До сих пор не верю, что в Париже
Женщины красивей, чем у нас.

Сегодня на закате дня
Распелся соловей в саду.
Как будто бы он звал меня
Послушать эту красоту.

И в тишь распахнутых окон
Струилось пенье соловья.
Мне было грустно и легко,
Как будто песню ту
Придумал я.
Ее придумал для тебя.

Цвет имени моего – синий.
Цвет имени твоего – охра.
Звук имени моего – сильный.
Звук имени твоего – добрый.

Я нашу жизнь запомнил наизусть.
Всё началось с единственного слова…
Давай опять я на тебе женюсь
И повторю все сказанное снова.

Как руки у вас красивы!
Редкостной белизны.
С врагами они пугливы.
С друзьями они нежны.

Вы холите их любовно,
Меняете цвет ногтей.
А я почему-то вспомнил
Руки мамы моей.

Упрека я вам не сделаю,
Вроде бы не ко дню.
Но руки те огрубелые
С вашими не сравню.

Теперь они некрасивы,
А лишь, как земля, темны.
Красу они всю России
Отдали в дни войны.

Всё делали – не просили
Ни платы и ни наград.
Как руки у вас красивы!
Как руки мамы дрожат.

Он прислал ей весточку в Тарханы,
Что приедет, как решит дела.

…Бричка подкатила спозаранок,
И усадьба мигом ожила.

Он вошел в мундире при погонах.
Сбросил на ходу дорожный плащ.
Покрестился в угол на иконы
«Бабушка, ну что ты…
Да не плачь…»

«Мишенька…» Прильнула со слезами.
«Господи, уж как ты услужил…»
Он в объятьях на мгновенье замер.
И по залу бабку закружил.

«Погоди… – она запричитала. —
Упаду ведь… Слышишь, погоди…»
А душа от счастья трепетала,
И тревога пряталась в груди.
Сколько дней горючих миновало
С той поры, как почивал он здесь…

Стол ломился… Уж она-то знала,
Как с дороги любит внук поесть.

Он наполнил рюмки, встал неспешно.
Замер в стойке – словно на плацу.
«За тебя…»
И полыхнула нежность
По его печальному лицу.

Жизнь ее, надежда и отрада!
Только что над ним прошла гроза…

Светит возле образа лампада.
И светились радостью глаза.

Лермонтов не знал, что эта встреча
Будет как последнее «Прощай!».

Опускался на Тарханы вечер,
Затаив незримую печаль.

Матери, мы к вам несправедливы.
Нам бы вашей нежности запас.
В редкие душевные приливы
Мы поспешно вспоминаем вас.