Андрей Дементьев - Избранное

А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасен
Сергеем Соболевским…
Его любимый друг
С достоинством и блеском
Дуэль расстроил вдруг.

Дуэль не состоялась.
Остались боль да ярость.
Да шум великосветский,
Что так ему постыл…

К несчастью, Соболевский
В тот год в Европах жил.

А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасен.

Все было очень просто:
У Троицкого моста
Он встретил Натали.
Их экипажи встали.
Она была в вуали, –
В серебряной пыли.

Он вышел поклониться.
Сказать – пускай не ждут.
Могло все измениться
В те несколько минут.

К несчастью, Натали
Была так близорука,
Что, не узнав супруга,
Растаяла вдали.

А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасен.

Под дуло пистолета,
Не опуская глаз,
Шагнул вперед Данзас
И заслонил поэта.
И слышал только лес,
Что говорит он другу…

И опускает руку
Несбывшийся Дантес.

К несчастью, пленник чести
Так поступить не смел.
Остался он на месте.
И выстрел прогремел.

А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасен.

Душа его вернулась в этот дом.
Он счастлив был в своем веселом доме.
Отчаянье и боль пришли потом,
Когда его ничтожный Геккерн донял.

Среди знакомых дорогих святынь
Ты чувствуешь – он постоянно рядом…
Вот тот диван, где медленная стынь
Сковала сердце, овладела взглядом.

И каждый раз, ступая на порог,
Ты входишь в мир – загадочный и грустный.
И с высоты его бессмертных строк
Нисходит в душу чистое искусство.

Я иногда ловлю себя на том,
Что всё он видит из далекой дали,
И открывает свой великий дом
Твоей любви, восторгу и печали.

Белый аист, печальный аист –
Из бамбука худые голени.
Он стоит, в синеве купаясь,
Над своими птенцами голыми.

А у ног его шелест ив
Да гнезда незавидный ворох.
Весь нескладный,
Он все ж красив –
И красив, и смешон, и дорог…

Говорят, будто к счастью аист.
И поэтому, может быть,
Я опять, я опять пытаюсь
С доброй птицей заговорить.

Оказав мне свое доверие,
С крыши первого этажа –
Он расскажет,
Как жил в Нигерии,
Сколько верст синевы измерили
Крылья эти, домой спеша.

Долго с ним говорить мы будем,
Будто снова ему в полет…
Аист очень доверчив к людям,
Даже зависть порой берет.

Какая спокойная осень…
Ни хмурых дождей, ни ветров.
Давай все на время забросим
Во имя далеких костров.

Они разгораются где-то…
За крышами нам не видать.
Сгорает в них щедрое лето.
А нам еще долго пылать.

И, может быть, в пламени этом
Очистимся мы до конца.
Прозрачным ликующим светом
Наполнятся наши сердца.

Давай все на время оставим –
Дела городские и дом.
И вслед улетающим стаям
Прощальную песню споем.

Нам будет легко и прекрасно
Листвой золотою шуршать.
И листьям,
Как ласточкам красным,
В полете не будем мешать.

И станет нам близок и дорог
Закат,
Уходящий во тьму.
И новым покажется город,
Когда мы вернемся к нему.

За все несправедливости чужие
Несу вину сквозь память и года.
За то, что на одной планете живы
Любовь и боль,
Надежда и беда.

Я виноват, что не промолвил слова,
Которое могло б все изменить:
Вернуть любовь –
Кто в ней разочарован,
Вернуть надежду –
Если нечем жить.

Будь проклято несовершенство мира –
Наш эгоизм и слабый мой язык.
Прошу прощенья у больных и сирых
За то,
Что я
К вине своей привык.

Кто-то надеется жить
Долго… И дай-то Бог.
А мне бы лишь одолжить
У Времени малый срок.

Чтобы успеть сказать
Другу, что он мне мил.
Да еще показать
Внукам зеленый мир.

Да, может быть, повидать
Деревню Старый Погост,
Где юной была моя мать,
Где с травами шел я в рост.

Где батя учил добру,
Скворечник к сосне крепя.

Я в поле ромашки рву,
Похожие на тебя.

Есть просьба еще одна.
О, если б помочь я мог,
Чтоб ожила страна,
Которую проклял Бог.

Слезы Мария вытерла.
Что-то взгрустнулось ей…
Мало счастья Мария видела
В жизни своей.

Мало счастья Мария видела.
И старалась не видеть зла.
Красотой ее мать обидела.
Юность радостью обошла.

А года проносились мимо,
Словно вальсы подруг.
Так ничьей и не стала милой,
Не сплела над плечами рук.

Так ничьей и не стала милой.
Но для многих стала родной.
Столько нежности накопила,
Что не справиться ей одной.

И, когда по утрам входила
В нашу белую тишину,
Эту нежность на всех делила,
Как делили мы хлеб в войну.
Забывала свои несчастья
Перед болью чужой.
Говорила: «Не возвращайся…» –
Тем, кто радостно шел домой.

На судьбу Мария не сердится.
Ну а слезы – они не в счет.
Вот такой сестры милосердия
Часто жизни недостает.

Ты любил писать красивых женщин,
Может, даже больше, чем пейзаж,
Где роса нанизана, как жемчуг…
И в восторге кисть и карандаш.

И не тем ли дорого искусство,
Что с былым не порывает нить,
Говоря то радостно, то грустно
Обо всем, что не дано забыть?

И о том, как мучился художник
Возле молчаливого холста,
Чтобы, пересилив невозможность,
Восходила к людям красота.

Сколько ты воспел красивых женщин!
Сколько их тебя еще томят…
Если даже суждено обжечься,
Жизнь отдашь ты
За весенний взгляд.

Потому что в каждый женский образ
Ты влюблялся, словно в первый раз.
Буйство красок – как нежданный возглас,
Как восторг, что никогда не гас.

Все минует…
Но твою влюбленность
Гениально сберегут холсты.
И войдут в бессмертье поимённо
Все,
Кого запомнил кистью ты.