Андрей Дементьев - Стихотворения

И вот дрожит он от густого гула,
Уже и тень на голову легла…
И вдруг машина в сторону свернула,
Потрогав листья,
Мимо проплыла.

Белый аист, печальный аист —
Из бамбука худые голени.
Он стоит, в синеве купаясь,
Над своими птенцами голыми.

А у ног его шелест ив
Да гнезда незавидный ворох.
Весь нескладный,
Он все ж красив, —
И красив, и смешон, и дорог…

Говорят, будто к счастью аист.
И поэтому, может быть,
Я опять, я опять пытаюсь
С доброй птицей заговорить.

Оказав мне свое доверие,
С крыши первого этажа —
Он расскажет,
Как жил в Нигерии,
Сколько верст синевы измерили
Крылья эти, домой спеша.

Долго с ним говорить мы будем,
Будто снова ему в полет…
Аист очень доверчив к людям,
Даже зависть порой берет.

Я помню —
В тот день было много уроков.
Вернулся, когда уже стало темно.
И яблоня наша,
Под ливнем измокнув,
Ко мне перед сном заглянула в окно.

Как будто бы в дом попросилась несмело.
И сжалось от жалости сердце мое:
Почудилось мне, что она заболела, —
Так сильно трясло и ломало ее.

И с этого дня, побеждая ненастье,
Я с яблоней честно делился теплом —
Окно по ночам я распахивал настежь,
Отца не спросив и от мамы тайком.

Мне очень хотелось продлить ее лето,
И яблоня грелась ночами.
Зато,
Довольный,
Я спать забирался одетым,
А сверху еще накрывался пальто.

Давно это было…

Я – русский.
Я из той породы,
Чья кровь смешалась
С небом и травой.
Чьи прадеды в зеленый храм
Природы
Входили с непокрытой головой.

И молча били низкие поклоны
Клочку земли —
В страду и в недород.
Им Русь казалась горькой и соленой,
Как слезы жен
Или над бровью пот.

Всё помнит Русь —
И звоны стрел каленых,
И отсветы пожаров на снегу…

Мы входим в жизнь
Открыто и влюбленно.
Уйдем —
Оставшись перед ней в долгу.

Я – в гостинице.
А за окнами
По-осеннему грустный вид.
Бродит осень лугами мокрыми,
Заморозить нас норовит.

Я печально смотрю на берег,
На крутой его поворот.
Словно где-то мой дом затерян.
И всё ждет он меня.
Всё ждет…

Словно юность моя осталась
На холодном на волжском дне.
И спокойная, будто старость,
Волга зябко течет по мне.

Вот и всё. Уже вещи собраны.
Посидим на прощанье, мать…
И молчат ее руки добрые,
Хоть о многом хотят сказать.

Руки мамы… Люблю их с детства.
Где б дорога моя ни шла —
Никуда мне от них не деться,
От душистого их тепла.

Руки мамы. В морщинках, в родинках.
Сколько вынесли вы, любя…
С этих рук я увидел Родину,
Так похожую на тебя.

Я поражаюсь мастерству Природы,
Великой сообразности ее.
Живут деревья, умирают годы,
И в дни весны весна берет свое.

И всё подчинено ее законам:
Шум водопадов, и печаль берез,
И майский дождь в грозу, и птичий гомон,
Сменяющийся тишиною гнезд.

И человек в своем далеком детстве,
Когда он был и немощен, и мал, —
Он перед ней,
Доставшейся в наследство,
И падал ниц, и в страхе замирал.

Она его могуществу учила,
Сама ключи от тайн своих дала.
Не побоялась, что людская сила
Раскроет тайны те во имя зла.

Но человек был искренним и храбрым.
Он принял дар, скрывая торжество,
Как скульптор принимает мрамор,
Чтоб высечь людям чудо из него.

Тебе бы в выставочном зале
Побыть картиною чуть-чуть,
Чтоб посторонними глазами
Я на тебя сумел взглянуть.

С усердием экскурсовода
Я рассказал бы всё, что знал:
С какого ты писалась года
И как попала в этот зал.

И кто он – этот странный гений,
Тебя отдавший полотну.
И почему в глазах весенних
Грусть пролилась в голубизну.

И как ты шла неотвратимо
К чужой душе,
К моей судьбе…
Но это я не про картину…
Прости – я снова о тебе.

Ах, Наина, Наина, —
Как ты наивна.

Ты над веткой весенней
Склоняешься чутко,
В этом хитросплетенье
Увидев вдруг чудо.

Ты берешь изваяние
Ветки печальной
И всё ищешь название
Скульптуре нечаянной.

Ах, Наина, Наина, —
До чего ты наивна.

Ты несешь на весу
Это чудо природы.
Ты поставишь весну
В равнодушную воду.

Только сломанной ветке
Цветов не качать,
За заборчиком ветхим
Добрых пчел не встречать.

Но в разбуженной комнате
Будет сниться весь день,
Как на улицы ломится
Сквозь заборы сирень.
Как за окнами плавают
Облака налегке,
Как сиреневым пламенем
Ветка бьется в руке…

Ах, Наина…

В лес весна нагрянула в апреле,
Шумная – от птичьей кутерьмы.
И стоят в весенних платьях ели,
Будто бы и не было зимы.

И ручьи, ожив от ветров вешних,
Песни разнесли по всем концам.
Воробьи покинули скворешни,
Чтобы сдать их на лето скворцам.

Дождь стучится робкою капелью,
Первый дождь – предвестник майских гроз.
Так тепло, что сосны загорели
И открыты шеи у берез.

Ожил лес – теплу и солнцу рад он.
Ничего, что, выбравшись из тьмы,
В эту пору бедный лес залатан
Белыми заплатами зимы.

Тишина на заре в лесу.
Уползает прохлада в тень.
Ели пригоршнями росу
Держат бережно —
Не задень.

Тишину обрывает вдруг
Быстрых крыльев веселый всплеск:
Дятел, ловко вспорхнув на сук,
Будит вежливым стуком лес.

Солнце с хмарью вступает в спор,
Где-то тонко скрипит сосна —
Это, видимо, старый бор
Чуть потягивается со сна.

Лес, измотанный ветрами,
Еле сдерживает стон.
Он холодными кострами
Подожжен со всех сторон.

Сер от холода, как заяц,
По камням бежит ручей.
Травы ежатся, пытаясь
Скинуть изморось с плечей.

По утрам здесь зори тают.
И ветра, сорвавшись вдруг,
Гонят в небе листьев стаи,
Словно птицы мчат на юг.