Лариса Рубальская - По дороге любви

Как он был рад, что я упала,
Скривил лицо, меня дразня:
«Ну, фигуристка ж ты, Рубала!» —
И укатился от меня.

Прошло сто лет. На пляже жарком
Я проводила отпуск свой.
И про туман Владимир Маркин
Пел над моею головой.

Под песню вспоминая детство,
Я вдруг растрогалась до слез.
И тут в шезлонге по соседству:
– Рубала! – кто-то произнес. —

А ты совсем не изменилась! —
Был Алик рад от всей души. —
И если ты не загордилась,
Ты мне книжонку подпиши.

Мы оба были встрече рады,
Вошли в вечерний ресторан.
И пела девушка с эстрады
Там про сиреневый туман.

Мы были пьяными немножко,
Плыл ресторан в густом дыму.
Мы танцевали. И подножку
Я вдруг подставила ему.

Лежал он посредине зала
У ног моих, как я тогда.
«Ну, фигуристка ты, Рубала!» —
Сказал и скрылся. Навсегда.

Прошлой осенью в Крыму
Я поверила ему.
Помню, ночь тогда была звездная.
А потом зима пришла,
Все тогда я поняла,
Только жаль, все поняла поздно я.

Мужчинам верить можно,
Но очень осторожно.
А если даже веришь, то вид не подавать.
Ведь в этой жизни сложной
Легко обжечься можно.
А если раскалишься, так трудно остывать!

Сигаретка и дымок,
И по нервам легкий ток,
И дыханье губ его жаркое.
А потом перрон, вокзал,
Посторонние глаза
И мое «не забывай» – жалкое.

Мужчинам верить можно,
Но очень осторожно.
А если даже веришь, то вид не подавать.
Ведь в этой жизни сложной
Легко обжечься можно.
А если раскалишься, так трудно остывать!

Две странички в дневнике,
Две слезинки на щеке,
И на карточке пейзаж с пальмами.
Время лечит, все пройдет,
Снегом память заметет,
И дорога уведет дальняя.

Давно известно, мужики – все паразиты.
На них свои надежды строить ни к чему.
Но вот однажды всем известный композитор
Такое спел, что я поверила ему.

Я на экран тогда смотрела, чуть не плача,
Какой же голос! А одежда! А лицо!
Хоть жизнь моя – одна сплошная неудача,
Должно же все же повезти в конце концов!!!

Что человек – кузнец, я слышала так часто,
И сам себе он все что хочет накует.
Я начала ковать немедленное счастье,
И билось сердце громким молотом мое.

Я написала: – Дорогая передача!
Потом – спасибо, и немного о себе,
Потом – простите, что я ваше время трачу,
И попросила скорой помощи в судьбе.

А на отдельном бледно-розовом листочке
Я композитору писала самому:
«Вы мой кумир, моя судьба… и многоточье…
Без вас на свете жить мне просто ни к чему».

Потом добавила, что он мой светлый лучик,
Про царство темное, конечно, ни гу-гу.
Как хорошо, что нас чему-то в школе учат
И перед ним блеснуть я знаньями могу.

Я расписалась – про Онегина с Татьяной,
И про Герасима, и бедную Муму,
Про то, что музыка на сердце лечит раны,
Я намекнула тоже богу моему.

Полюбовалась я на свой красивый почерк,
Решила твердо – надоело мне страдать.
Конверт заклеила – лети, мой голубочек,
Поцеловала и ответа стала ждать.

Я в парикмахерский салон пошла с получки,
Решила химию я сделать для него.
К его приезду надо ж выглядеть получше,
Хоть и без химии я тоже ничего.

Подшила юбку, чтоб коленки стало видно,
Купила клипсы голубые, под глаза.
И так за жизнь свою мне сделалось обидно,
Что накатилась, тушь размазавши, слеза.

Однажды вижу – мой любимый на экране,
И вдруг блондиночка цветы ему дает.
Куда полезла эта дура, он же занят?!
Ко мне приедет он, как только все споет.

Но потянулись дни и долгие недели,
Слетели листья все и снегу намело,
И я подумала однажды: неужели
Мое письмо так до него и не дошло?

Уже всю химию мне срезал парикмахер,
Резинкой черненькой я хвостик собрала.
Давно пора бы мне послать все это… к черту,
А я сидела и, как дурочка, ждала.

Смотрю, законный мой чего-то заподозрил,
Не знаю, что он мог заметить с пьяных глаз?
Пришел однажды и дает мне в руку розы,
Пять лет живем мы, а такое в первый раз.

Потом он спать пошел, а я включила телик,
Шипом от розы укололась и реву.
Глотаю слезы – неужели, неужели
Так без него весь бабий век я проживу?

Летели дни, а он все реже на экране,
То в День милиции, то где-то в «Огоньке».
Вдруг стало легче чуть моей сердечной ране,
И я устала жить в печали и тоске.

Прости-прощай, моя любовь, мой композитор!
Душа еще чуть-чуть поноет и пройдет.
Ведь ты ж мужик, а мужики все – паразиты,
И мой сейчас, небось, подвыпивши, придет.

Ты мне сказал: «Куда ты в дождь?
И ночь такая темная!»
От слов твоих то в жар, то в дрожь
Меня бросало, помню я.

«Не уходи», – ты мне сказал
И ложкой чай помешивал.
Я, посмотрев в твои глаза,
Произнесла насмешливо:

«Так и быть, я останусь с тобой,
Я останусь с тобой, так и быть.
Твой застенчивый взгляд голубой
Обещает так жарко любить.
Не единственный ты, а любой,
А меня так непросто забыть.
Так и быть, я останусь с тобой,
Я останусь с тобой, так и быть».

Мерцала бледная звезда,
Последняя, печальная,
Не понимала я, куда
Я в эту ночь причалила?

Все понимает голова,
А сердце бьется бешено.
Но я опять свои слова
Произнесла насмешливо:

«Так и быть, я останусь с тобой,
Я останусь с тобой, так и быть.
Твой застенчивый взгляд голубой
Обещает так жарко любить.
Не единственный ты, а любой,
А меня так непросто забыть.
Так и быть, я останусь с тобой,
Я останусь с тобой, так и быть».

Ты на рассвете задремал
И видел сон таинственный.
И сам не знал, что ночью стал
Ты для меня единственным.

И я молила небеса
Простить мне душу грешную.
Но, посмотрев в твои глаза,
Я вновь скажу насмешливо.

Ну и что из того, что мы ездили вместе на Юг
И уснули вдвоем в пене волн на морском берегу?
Мне не нужен совет всех моих драгоценных подруг.
Я заставить себя, чтоб тебя полюбить, не смогу.

Ты не герой
Из моего романа,
Ты не герой,
Ты просто эпизод.

А мой герой,
Он поздно или рано
Ко мне придет,
Он все равно придет.