Леонид Филатов - Игра в «замри»

Клавка – в струночку, лицо белей бумаги,
И глядит – не понимает ничего.
А кругом – все киномаги да завмаги,
Да заслуженные члены ВТО.

Что ни слово – Мастроянни да Феллини,
Что ни запись – Азнавур да Адамо!..
Так и сяк они крутили да финтили,
А на деле добивались одного:

«Клавочка, вам водочки
Или помидорчик?
Клавочка, позволите
Вас на разговорчик?»
Как сомы под сваями —
Вкруг твоей юбчонки
Крутятся да вертятся
Лысые мальчонки.

А снабженец Соломон Ароныч Лифшиц —
В дедероновом костюме цвета беж —
Обещал сообразить японский лифчик
И бесплатную поездку за рубеж.

Говорил ей, как он хаживал по Риму,
Как в Гонконге с моряками пировал…
Ой, глушили Клавку так, как глушат рыбу, —
Без пощады, чтобы враз и наповал!

«Клавочка, вам водочки
Или помидорчик?
Клавочка, позволите
Вас на разговорчик?»
Как сомы под сваями —
Вкруг твоей юбчонки
Крутятся да вертятся
Лысые мальчонки.

И сидел еще один лохматый гений,
Тот, которого «поймут через века», —
Он все плакал возле клавкиных коленей
И бессвязно материл Бондарчука.

Все просил и все искал какой-то «сути»,
Все грозился, что проучит целый свет,
А в конце вдруг объявил, что бабы – суки,
И немедленно отчалил в туалет.

«Клавочка, вам водочки
Или помидорчик?
Клавочка, позволите
Вас на разговорчик?»
Как сомы под сваями —
Вкруг твоей юбчонки
Крутятся да вертятся
Лысые мальчонки.

Ну а третий все развешивал флюиды
Да косил многозначительно зрачком,
Намекал, что, мол, знаком с самим Феллини, —
А по роже и не скажешь, что знаком.

Клавка мчится вкругаля, как чумовая,
Задыхаясь и шарахаясь от стен:
«Друг Сличенко», «сын Кобзона», «внук Чухрая»
И «свояченик самой Софи Лорен»!

«Клавочка, вам водочки
Или помидорчик?
Клавочка, позволите
Вас на разговорчик?»
Как сомы под сваями —
Вкруг твоей юбчонки
Крутятся да вертятся
Лысые мальчонки.

Клавка смотрит вопросительно и горько —
Ей не слышится, не дышится уже
В этом диком и цветном, как мотогонка,
Восхитительном и жутком кураже!..

Но опять шуршит под шинами дорога,
И мерцает дождевая колея…
Едет утречком на лекцию дуреха,
Ослепительная сверстница моя.

Вечером мой двор угрюмо глух,
Смех и гомон здесь довольно редки —
Тайное правительство старух
Заседает в сумрачной беседке.

Он запуган, этот бедный двор,
Щелк замка – и тот, как щелк затвора.
Кто знавал старушечий террор,
Согласится – нет страшней террора.

Пропади ты, чертова дыра,
Царство кляуз, плесени и дуста! —
Но и в мрачной пропасти двора
Вспыхивают искры вольнодумства:

Якобинским флагом поутру
Возле той же старенькой беседки
Рвутся из прищепок на ветру
Трусики молоденькой соседки!

Все мы куклы, Сергей Владимирович,
В нашей крохотной суете,
Но кому-то дано лидировать,
А кому-то – плестись в хвосте.

И когда нам порой клинически
Изменяют чутье и такт —
Вы подергайте нас за ниточку,
Если делаем что не так.

Как Вы властвуете шикарно!
Нас – до черта. А Вы – один.
Вы – единственный папа Карло
Над мильенами Буратин.

Если вдруг Вам от наших штучек
Станет грустно и тяжело,
Если вдруг Вам вконец наскучит
Ваше трудное ремесло

Или если Вам станет тошно
От кучумов и держиморд, —
Вы отдайте нас всех лотошнику
И закройте мир на ремонт!

Но покамест Вам аплодируют
Хоть один-два-три пацана, —
Вы держитесь, Сергей Владимирович,
Потому что без Вас – хана!..

Должно быть, любому ребенку Земли
Знакома игра под названьем «Замри».
Орут чертенята с зари до зари:
«Замри!..»

«Замри» – это в общем-то детский пароль,
Но взрослым его не хватает порой.
Не взять ли его у детишек взаймы —
«Замри?»

Нам больше, чем детям, нужны тормоза,
Нам некогда глянуть друг другу в глаза.
Пусть кто-нибудь крикнет нам, черт побери:
«Замри!»

Послушай-ка, друже, а что если вдруг
Ты мне не такой уж и преданный друг?
Да ты не пугайся, не злись, не остри —
«Замри!»

Противник, давай разберемся без драк —
А что, если ты не такой уж и враг?
Да ты не шарахайся, как от змеи, —
«Замри!»

О, как бы беспечно ни мчались года, —
Однажды наступит секунда, когда
Мне собственный голос шепнет изнутри:
«Замри!»

И память пройдется по старым счетам,
И кровь от волненья прихлынет к щекам,
И будет казаться страшней, чем «умри», —
«Замри».

Чья печаль и отвага
Растревожили мир?..
Это город Сантьяго
Хрипло дышит в эфир!..

Был он шумен и весел,
И по-южному бос,
Был он создан для песен
И не создан для слез.

В этом городе тесном
Жил, не ведая бед,
Мой товарищ по песням,
Музыкант и поэт.

Он бродил по бульварам
Меж гуляющих пар
И сбывал им задаром
Свой веселый товар…

И когда от страданий
Город взвыл, как в бреду, —
Он в обнимку с гитарой
Вышел встретить беду.

Озорной и беспечный,
Как весенний ручей,
Он надеялся песней
Устыдить палачей…

Но от злого удара,
Что случилось в ответ, —
Раскололась гитара,
Рухнул наземь поэт…

Нет греха бесполезней,
Нет постыдней греха,
Чем расправа над песней,
Чем убийство стиха.

Песня полнится местью
И встает под ружье…
Посягнувший на песню —
Да умрет от нее!

…И кому теперь горше
От вселенской тоски —
Лейтенанту из Орши,
Хиппарю из Москвы?..

Чья страшнее потеря —
Знаменитой вдовы
Или той, из партера,
Что любила вдали?..

Чья печаль ощутимей —
Тех, с кем близко дружил,
Иль того, со щетиной,
С кого списывал жизнь?..

И на равных в то утро
У таганских ворот
Академик и урка
Представляли народ.