Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Держа в руке футляр от контрабаса,
Другую сунув за борт пиджака,
Иду на площадь, где людская масса
Скопляется, чтоб слушать вожака.

На русский трон уверенно нацелясь,
Рычит вожак, правительство кляня,
Но у него отвиснет сразу челюсть,
Как только он посмотрит на меня.

И я прочту во взгляде помертвелом,
Что он под тонкой тканью пиджака
Вдруг различил тяжелый парабеллум,
К которому просунулась рука.

Он отшатнется и протянет руку
И завопит: <���Держи, а то уйдет!>,
В моем футляре разглядев базуку,
А может быть, станковый пулемет.

Сограждане, в тревоге озираясь,
Заметят вскоре мой нелепый вид
И на меня набросятся, стараясь,
Чтоб не успел сработать динамит,

Чтоб не включилась адская машинка,
Чтоб не успел я вынуть пулемет, -
И треснет череп под пинком ботинка,
И из него сознанье уплывет.

Я не узнаю, как остервенело
Меня топтала братская стопа,
И лишь почуяв, что безвольно тело,
Притихнет и расступится толпа.

Тряпичная бесформенная масса
Предстанет на площадке круговой,
И забелеют щепки контрабаса
В крови, размазанной по мостовой.

И взгляды все скрестятся беспричинно -
В тиши такой, где только стук в висках, -
На вылезшей из задранной штанины
Полоске кожи в темных волосках.

Мы в вашей жизни много значим:
Во всякий день, во всякий час
Мы строгим взглядом лягушачьим
Взираем с важностью на вас.

Когда к запретному украдкой
Вы устремляете умы -
Захлопнув рот надменной складкой,
Недвижны остаемся мы.

Пусть шаг вы сделаете ложный,
Но это нас не раздражит,
Под челюстью мешочек кожный
У нас сильней не задрожит.

Но, ваши вины приумножа,
Вы наш нарушите покой,
Вы нашей тонкой, нежной кожи
Коснетесь трепетной рукой.

Погубит вас вопрос опасный:
Зачем так важно мы сидим?
Раскроем рот, и голос властный,
Бесстрастный голос подадим.

И силой странной, незнакомой
Куда-то вдаль потащит вас.
Осыплется гнилой соломой
Всех связей жизненных каркас.

И вы узнаете, как хрупко
Все то, что звали вы судьбой,
Прощенья своему поступку
Запросите наперебой.

Но вам, все далее влекомым,
Мы явим наш бесстрастный вид,
И странным мертвенным изломом
Вам ужас губы искривит.

Китель сидел на мне
Гладко, словно влитой.
Медь на моем ремне
Желтой цвела звездой.

Нес я на голове
Кокарды пышный венец.
Изгиб моих галифе
Словно вывел резец.

Шел я и слушал всласть
Пенье моих сапог.
То, что шагает власть,
Каждый увидеть мог.

Но лопнули вдруг ремни,
Пуговки и крючки.
Всюду зажглись они,
Бешеные зрачки.

Лезут злые глаза
К язвам тайным моим,
Хоть никому нельзя
Видеть меня нагим.

Что со страной моей,
С самой слепой из стран?
Нежную плоть властей
Видит любой болван.

С ревом я рухну в грязь
И покачусь по ней.
Вот она, ваша власть,
Всякой свиньи грязней.

Вот я, в нарывах весь,
Тело смердит мое,
Но сбил бы я вашу спесь,
Только б достать ружье.

Серая, как гюрза,
Ненависть выждет срок,
Чтобы в глаза, в глаза
Прямо спустить курок.

На пьяных и на оборванцев
Взираю я антипатично:
Я как руководитель танцев
Хочу, чтоб было все прилично.

Чтоб все умыты были чисто,
Одеты модно и опрятно,
Чтоб на сорочке гитариста
Пивные не желтели пятна.

Пускай артисты не в ударе,
Фальшивят людям на потеху,
Но в правильном репертуаре,
Я знаю, верный ключ к успеху.

Искореню пороки эти -
Упадочничество, злословье;
О том, как славно жить на свете,
Пускай играют на здоровье.

Танцоры сходятся гурьбою,
Переговариваясь, мнутся;
В конце концов на мне с мольбою
Глаза собравшихся сойдутся.

Забавно мне их нетерпенье -
Чтоб кровь их злее зарычала,
Забавно длить приготовленья,
Слегка оттягивать начало.

Забавны взгляды со значеньем,
Которые люблю ловить я;
Все связаны одним влеченьем -
Подспудной жаждою соитья.

Простится маленькая шалость,
Лишь крупных допускать не надо:
Но вдруг я чувствую усталость,
Необъяснимую досаду.

Ликуйте же, сердца простые,
Махну рукой - и ветер начат,
И враз все головы пустые
Репьями в решете заскачут.

Благородство исходит от рода,
Только с родом я связи порву.
Род не мыслит себя без урода,
Вот поэтому я и живу.

Я уже не смолчу благородно,
Ваши чувства сберечь не смогу -
Как пристало врагу, принародно
Завоплю я на пыльном торгу.

Ничего вас не объединяло,
Лишь теперь монолитной стеной,
Продавец, покупатель, меняла -
Все вы встанете передо мной.

Я свяжу вас забытым заветом,
Память рода сумев воскресить,
Что не следует думать об ЭТОМ
И тем паче нельзя огласить.

Вдруг подастся толпа; в беспорядке,
Гомоня, все вперед поспешат;
Спины, щеки, материи складки
Перед взглядами замельтешат.

Только миг толкотни оголтелой,
Сотрясений, ударов, возни,
Чтоб затем через мир опустелый
Стали все вы друг другу сродни.

Ощутите душою совместной
То, как мир сиротливый нелеп,
И по-братски преломите пресный
Запустенья всемирного хлеб.

Я где я захриплю, издыхая,
Пыль сваляется с кровью в комки,
И у вас эта кровь, высыхая,
Стянет медленно кожу руки.

Не моги сомневаться в себе;
Усомнится другой - не щади,
Уничтожь его в явной борьбе,
А не сможешь - тайком изведи.

Так я сам рассуждаю с собой,
Потихоньку, врагов не дразня,
А не то соберутся толпой
И в клочки растерзают меня.

Я ощупаю тело свое -
И вся плоть отвечает, взыграв:
Правота есть мое бытие,
Я живу - и поэтому прав.

Вас восстать не добра торжество
Побуждало, а пакостный нрав,
Но внедрилась в мое естество
Убежденность: я полностью прав!

Усмиренных, я вас соберу;
Хоть униженность радует глаз,
Вы мне все-таки не по нутру,
Никому я не верю из вас.

И угодливым вашим смешком
Не удастся меня обмануть.
Злого духа пущу я тишком -
И посмейте хоть глазом моргнуть.