Дмитрий Пригов - Написанное с 1975 по 1989

Падает, кричит ужасно:

Дай уйти! Не то я внуков

И детей перекусаю! –

Ах ты, гадина! — Мария

В череп ей бревно бросает

Крыса падает на землю

И кричит как поросенок

Ах ты, гадина такая!

Дети плачут сквозь просонок

Крыса плачет умирая

Вот крыса в доме завелась

Я подхожу к ней Авела'сь

Видизменившейся немножко

Как тихая большая кошка

И говорю ей: Вот, я — кошка!

Она понюхала немножко

И говорит: Нет, ты не кошка!

А кто же я? –

Не знаю кто, но не кошка! –

Хорошо, — говорю я — положим, я не кошка! но я говорю, что я — кошка!

Ну, ладно, раз ты говоришь, что ты кошка, значит ты — кошка! но вообще-то ты — не кошка! –

Да, вообще-то я — не кошка! –

Вот я и говорю! –

А что тут говорить-то! это и так ясно! –

Да, ясно! –

Вот и хорошо! –

Вот и хорошо!

Лев возлежал на берегу реки

Меланхолическим движением руки

Он на песке как на сыпучей книге

Начертывал живое слово нигиль

Что он имел в виду? или осоловев

Начертывал, что в голову придет

А время между тем как он чертил идет

Он все-таки прекрасен этот лев

Не наш

А вот идет тамильский тигр

Ему навстречу тигр индийский

И там и африканский лев

Да и медведь подходит русский

И ставят общую свечу

И смотрят сообща на Запад

И чуют дивный женский запах

А это я лечу

Ну, сколько съест мышонок-то зерна сырого непеченого

Куда Бухарин подложил стекла толченого

Ну, грамм! ну, два! ну, три! — и вот его

Уже несут! а все же жаль животного

Да и Бухарина жаль

Такая жизнь амбивалентно-жестокая

Тетя Мотя, наш отряд

Хочет видеть поросят! –

Прочь отсюда, изверги вы розовые!

Отцеубийцы вы! Павлики вы Морозовы!

Не доверю вам своих поросяток родимых розовых

Подросткового утенка

Задавил велосипед

Жизнь устроена так тонко

Жил утенок — теперь нет

Смерть пристроила утенка

Ну а что велосипед? –

Он все ездит, он все давит

На него управы нет

Вот мышка побежала и споткнулась

Да и на спинку вдруг перевернулась

Лежит на спинке лапками болтая

И я как раз тут подошел

И к ней нагнулся пузик щекотая

Она же говорит мне: Данке шён

И я ей отвечаю: Битте шён

Она опять мне тихо: Данке шён

А я опять ей тихо: Битте шён

Она уже совсем замирая: А что "битте шён"? –

А то что вот другой рукой никак ножичек острозаточенный в кармане подлом не отыщу

Вот кот поймав мышонка Итер

И все права его поправ

Ему ж и говорит: Юпитер!

Ты сердишься — значит не прав

Ты

Котенку кошечка тащит

Отловленную мышку

А мышка плачет и пищит

Да и котенок-то — детишка

А все уж жалости в нем нет

Глядит горящим глазом…

А вырастет! а выйдет в свет!

Вот я ухлопаю их разом

Для справедливости

Куриный суп, бывает, варишь

А в супе курица лежит

И сердце у тебя дрожит

И ты ей говоришь: Товарищь! –

Тамбовский волк тебе товарищ! –

И губы у нее дрожат

Мне имя есть Анавелах

И жаркий аравийский прах –

Мне товарищ

Ел шашлык прекрасный сочный

А быть может утром рано

Эти бедные кусочки

В разных бегали баранах

Разно мыслили, резвились

А теперь для некой цели

Взяли да объединились

В некий новый, некий цельный

Организм

Выходит пожилой крестьянин

Ему корова говорит:

Родной, поляжем здесь костями

Но будем жить как Бог велит

А как он, Бог, тебе велит? –

Ей мудрый говорит крестьянин:

Быть может он полечь костями

Тебе, кормилице, велит

А мне нельзя

Вот журавли летят полоской алой

Куда-то там встревоженно маня

И в их строю есть промежуток малый

Возможно это место для меня

Чтобы лететь, лететь к последней цели

И только там опомниться вдали:

Куда ж мы это к черту залетели?

Какие ж это к черту журавли?!

Мягко бережком вдоль речки

Босой крадется человек

На бугру стоят овечки

Смотрят над водами рек

Что крадется тот-то, первый? –

Не второго ли убить? –

Бог все знает предусмотрит –

Значит можно и убить

Если можно

Вот завился дым колечком

Вышла кошка на крылечко

А что она видит –

Она видит праздник

Люди в разном виде

Но не безобразники

А что кошке делать? –

Стала она грустна

У них, у людей — идеи

А моя жизнь пуста –

И поджала губки

Вот курица совсем невкусная

Но, Господи! — подумать ведь –

Ей было бегать и страдать:

Ведь вот ведь — я совсем невкусная!

Ведь это неудобно есть

Коль Дмитрий Алексаныч съесть

Меня надумает

Кошечка бегает, глазом сверкает

Когтем об пол ненароком шуршит

Складно мешочек пуховый ей сшит

Бог ее смотрит и взглядом ласкает

Мышку на радостях ей попускает

Мышка заранее вся и дрожит:

Чем же я хуже? — бессильно взывает

А ты и не хуже — ей Бог говорит

Лучше даже

И мышка и малый кузнечик

Стрекочут, ети же их мать

Что скажешь ты им, человече? –

Так что же им бедным сказать?

Играйтесь на травке пушистой

Но только вот сунитесь в дом

Я как тараканов-фашистов

Вас смерти позорной предам

Гадов

Фашистов недобитых

Блядей ебаных

Сукой буду

Предам

Зверь сидит и горько плачет

Кармы над неразберицей –

В следущем рожденьи, значит

Предстоит ему родиться

Человеком полуголым

И с душою поразимой

Прожигаемой глаголом

Совестью невобразимой –

Страшно!

Проступайте же во мне

Человеческие боли

Чтобы стал я поневоле

Мерзопакостным вполне

А то вот живу как кошка

Много вижу, мало ем

Скоро мудрый уж совсем

Распластаюсь вдоль окошка

Рука бойца всю ночь болела

Ее томило и ломало

А как светать под утро стало

Страна в восторге увидала –

Рука как дом огромный стала

Все разрастаясь на глазах

И все вскричали: то Гундлах

Воин

Нога чегой-то там болит

Какой-то видно паразит

Завелся, вот сейчас возьму

Лекарство да и изведу

Злодея, да и ногу тоже

Спасу…, а между ними, Боже!

Любовь, быть может!

Неземная!

Это мне — боль

А им — любовь!

Всю жизнь темнеет понемногу

Боец с утра лишь только ногу

Поставит в кованый сапог

А глядь — опять темно и враг

Опять невидим, хоть ложись

Обратно спать — и так всю жизнь

В чистом поле, в чистом поле