Анастасия Наводей - Рубиновый. Сборник стихов

…И оставив собачий оскал лишь для тех, кто в ответ ухмылялся,

ты разбился об скалы, страдал, но себе ты позволил лететь. (c)

«Любовник: тот, кто любит, тот, через кого явлена любовь, провод стихии Любви. Может быть, в одной постели, а может быть – за тысячу верст. – Любовь не как „связь“, а как стихия!»

(Марина Цветаева. Стихотворения. Поэмы. Проза).

«Благословляю того, кто изобрел глобус – за то, что я могу сразу этими двумя руками обнять весь земной шар – со всеми моими любимыми!».

(Марина Цветаева. Повесть о Сонечке).

«Как я люблю – любить! Как я безумно люблю – сама любить! С утра, нет, до утра, в то самое утро – еще спать и уже знать, что опять… Вы когда-нибудь забываете, когда любите – что любите? Я – никогда».

(Марина Цветаева. Повесть о Сонечке).

«Я хочу, чтобы ты любил меня всю, все, что я есмь, все, что я собой представляю! Это единственный способ быть любимой или не быть любимой».

(Марина Цветаева. Стихотворения. Поэмы. Проза)

Так чувствовать, так жить как Марина Ивановна порой кажется совсем не выносимо, но и по другому, к величайшему сожалению моей натуре, не возможно существовать. Люблю ЕЁ безмерно.

Ps: если ты в моих стихах увидел себЯ, не обольщайся,

в моих стихах только Я.

От очерствения и до того, что нельзя любить дураков,

Сотни шагов обиды, слёз, вздохов и пепельниц полных окурков.

Разбитых бокалов, бессонных ночей и не одетых платьев.

И все в один голос: – Мол, Сама виновата!

А ты, стоишь без кожи и шепчешь: – Хватит, хватит!

И никто не знает кроме тебя,

Что градус твой понижен далеко ниже нуля.

Что стала ты, совсем холодной,

А тебе нельзя быть такой ледяной.

И ты, проснувшись утром,

Посмотрев в глаза, продолжений своих,

Не имеешь права быть айсбергом, снегом в ущелье

И льдом, волнистым заливов, своих.

У твоего очага греться всем -

И кровным, и тем дуракам.

Ты в последний момент, дашь кров путнику, согреешь, накормишь

И вылечишь раны на душе, водой и мёдом.

Но, теперь исключительно тем, кто попросит.

Тем, кто поймёт, что к тебе дорога была, совсем уж по краю пропасти…

Обезглавлена, ограничена – казнена!

Словами твоими? Нет, собою – сама.

Я разломана и разрезана,

Даже плоть суха – зрячая, но слепа.

Феникс Я или ворон Я,

Знаю точно, что при жизни стала мертва.

Не пустая, но словно пустыня выжжена.

Обесчувственна – Обессудь.

Обесточена, обезличена,

Боль в груди, не продохнуть, не вдохнуть!

Ребра треснули – разграничило,

До и после. Пропасть и эрозия – вакуумная пустота!

Вся вселена сжатой стала вдруг,

Внутри малость самая – Бозон – безгранично сильна!

Там во мне – сила мира -

Пятьдесят восемь с половиной мегатонн сдержанности – тринитротолуол в крови!

Детонатор там у тебя в руках, пусть останется далеко,

В твоей тихой далекой степи.

Не дай Бог ни выстоять, не стерпеть!

Будет Мир страдать тогда, рыдать небо будет и земля чернеть и болеть

Гореть синим пламенем – море будет. День средь ночи.

Небеса зальются слезами, а пещеры начнут поминальные песни выть.

Остановлюсь. Невежество – так страдать не сдержанно,

Голос в крик пускать, да ещё и ныть.

Я же ветка древа сильного, не согнуть меня, не сломить!

Лишь листва с меня опадшая будет в корни падать мне,

Удобрять меня и тихонько гнить…

P.S.: Свобода не в том, чтоб себя сдерживать, а в том,

Чтоб владеть собой!

И жадно воздух та глотала,

И ссохлись жабры – смерть близка.

В глазах стеклянных отражалась,

Его бездонная тоска.

Года губу насквозь проткнули,

Отчаянием блестит блесна.

Порвавши плоть, из рук скользнула,

Свободной жизни вот цена.

И в прорубь рыбка ускользнула.

Губа срастется, не беда.

Как жаль, что тот рыбак не понял,

Что рыбка золотой была!

Разбили! вот теперь разбили!

Осколки больше не собрать.

Как кофемолкой смолотили -

В труху и в прах,

И это крах!

И 300 грамм ненужной пыли,

Не застучит от уст в уста.

Её терзали и губили

Судьбы смололи жернова

Лишь кучка красной темной пыли,

А где было ОНО – дыра.

Отмечу новый год одна.

Зажгу я свечи и шампанское открою.

Я буду одинока? Нет, одна!

И не сочувствуйте мне лишь мечтать об этом стоит…

На деле будет стол ломится от маскарада праздничных тарел,

И будет в доме том веселья громкий хохот.

Под бой курантов заискрится смех друзей,

И будут все хвалить, за стол традиционный – как в фильмах старых.

Детей кружится скромный хоровод устанет.

Родных звонки, любовью чистой наделённые, до капли, до последней.

А я присяду, подниму бокал устало, за тех, кого давно не поздравляла,

точнее их уже и нет, и не найти их номер, в салюте ярком их увидим души.

Насколько надо быть эгоистичной, чтоб зная, что ты часть большей семьи

остаться к ней такою безразличной, чтоб где-то далеко не загрустить по ней.

Отмечу новый год одна

Не знаю как это, не будет, не сумею!

Я стану Арт пространством.

Твоей закрытой книгой.

Помятой старой кофтой.

Отчаянной интригой.

Я буду между строчек,

Средь писем в спаме душных.

Но, буду, я останусь,

Тебе останусь нужной!

Я буду после вкусием,

Ещё чуть-чуть – так мало!

Я буду, той по жизненно,

Кого так не хватало.

Не взять, не прислониться.

Снежинкой на перчатке.

Свернувшейся волною.

Ручьём, я в реку впавшем.

И тем игольным ушком,

Иголки той, что сшила,

Ненужное, с ненужным.

Хотела, но забыла,

Координаты той вселенной

И города на карте.

Я буду, я останусь,

Тут за стеклом в пространстве.

Луна выливала золото маслом,

Листву умерщвляя, срывала с ветвей.

Слетевшие с буков, холодные листья

Лежали в брильянтах, у самых корней.

В лесу становилось просторно и пусто,

Готовилась роща к смертельной тоске.

Чернел омут озера, словно око без чувства,

Туман расстилался, по самой земле.

И ночь обреченная, в черно белом халате,

Как в фильмах из прошлого, но не нема.

Вот осень, хандрой все деревья окутала,

Пусть лес засыпает, природа права.

Её манили те Луга – долины.

Цвели цветы, несущие нектара сласть.

Она пчелой вдруг становилась,

На сладости призыв, крылья распрямив, неслась.

Лишь только улья зов – приказ природы:

Лети и собирай истоков мёд!

Была одной из улья Персефоны.