Ермак Михал`ч - Ультра. Цикл стихов «Палитра»

Непрочитанные книги оседают
вместе с пылью на полках.
Так и не встреченные люди
уходят вереницей в забвение
Совесть пару лет тому… отправилась в самоволку
И скрывается теперь под всяческим
чужим мнением.
Осень разжигает в парках костры-крематории,
Птицы пытаются в небе клин выбить клином,
Пока корявые и непритязательные истории
Зарождаются в мозгу моём винном.
Грусть – это некое амплуа,
вроде образа или костюма.
Грустить – не плохо,
грусть освежает эмоции и чувства,
Порождает в больной голове
не менее больные думы
И наполняет то, что всё время пусто,
Оседая с непрочитанными книгами
на пыльных полках,
Обдувая ветром проходящих мимо,
но так и не встреченных людей…
Во всей этой мимолётности так мало толку.
Лишь осень вносит постоянство
в хаотически привычный ход вещей…

В тумане лживых обещаний
Я заблудился, словно ёж,
В котором из моих сознаний
Я напорюсь в ночи на нож?

И на какой пустой планете
Мне затеряться суждено
Я стал чужим и тем и этим,
И всем по сути всё равно,

Что есть в душе шальные нотки
Сладкоголосые пути…
Утонет всё в стакане водки
Я как «Аминь» молчу: «Прости»

В тумане лживых обещаний
Я век блуждаю, глупый ёж,
Среди прощений и прощаний
Цена мне – грош…

Судьба моя укурилась
И пляшет под укулеле,
Чертыхаясь на чью-то милость,
Проливая абсент на колени.
Собрала вокруг мужичьё
И с каждым флиртует, паскуда,
Пока я жду от неё
Хотя бы какого-то чуда.

Но Судьбе сейчас не до меня —
Транжирит остатки лета,
Обкурившаяся с ранья,
Не ведая о запретах.
Пускается шумно в пляс
Под звуки губной гармошки,
Как будто в последний раз
Сверкая лукавой брошкой.

Но праздник проходит. Конец.
Укулеле разломана в щепки,
Осколки разбитых сердец
Хрустят под ногами соседки.
Утихло былое веселье,
Чьи-то мысли текут невпопад.
Понедельник всегда похмелен
Как сентябрьский листопад.

Я судьбе говорю: «Пойдём,
Ты мне очень нужна, родная!
Желтеет листва за окном
Одиночеством осень пугает,
Ломит душу как будто простуда,
Ноют пальцы, пот катится градом,
Мне не нужно поблажки и чуда,
Просто, осенью
будь со мной рядом…»

И она горделиво уходит,
Покидая бессмысленный праздник,
Осень листьями хороводит,
Ветер треплет плащи, безобразник.
Мы вернёмся в наш старенький дом.
Ей на плечи накину я плед
И налью терпкий чай с чабрецом…
Да, она у меня шальная…
…но другой у меня и нет!..

Я поднимаю белый флаг.
Сдаюсь ли я?
Наверно так.
И своры бешеных собак
Мне дышат в спину…

Я опускаю руки вниз.
Ты победила,
Вива, Жизнь!
Тебе положен суперприз —
Моя рутина.

Я ухожу – не провожай.
На кухне стынет мятный чай.
Наш путь достигнут,
дальше край
И только бездна.

Свобода манит и зовёт.
Я пленник,
уж который год,
И где найти в болоте брод,
Мне неизвестно…

Я поднимаю белый флаг.
Сдаюсь ли я?
Боюсь, что так.
Сам для себя последний враг
И вольный пленник…

Я человек простой:
Трамваем езжу на работу,
Любою июльский зной
И посылать всё к чёрту,

По пятницам пивко,
Мигрень субботним утром,
Люблю, когда легко,
Терплю, коль будет худо.

Такой же как и все:
Отнюдь не без изъяна —
Гашу спросонок свет,
Лечу зелёнкой раны.

Мечтаю о большом,
Но сам имею мало:
Семья, детишки, дом
На ужин спирт под сало.

Совсем не карьерист —
Тружусь пять дней в неделю,
Пашу как трубочист
Но как всегда на ме́ли.

И так проходит жизнь —
Мечты в прослойках лени,
Гляжу со страхом ввысь,
Что аж дрожат колени.

Я человек простой —
Сорняк в пшеничном поле.
Полжизни за спиной,
А на душе раздолье.

Несётся время вспять,
Но есть любовь – простуда,
А значит можно ждать,
И слепо верить в ЧУДО!

А я сижу в своей норе
На безлимитном ноябре,
Пью одинокий чёрный чай
Под музыку бетонных свай.

В окно то дождь, то град, то снег,
А я всё строю свой ковчег,
В котором уплыву туда,
Где остановятся года.

Я в помыслах порой не чист —
Бездельник и авантюрист.
Громадный склад пустых идей
И необузданных затей.

Без повода впадаю в грусть,
Бросаю всё, за что берусь,
Осилив только полпути.
Такой уж я, как ни крути!

Сижу в пустой своей норе,
Застряв навечно в ноябре,
И превращаю время в дым.
Поэт. Затворник. Нелюдим…

Когда все исчезнут,
Останемся только лишь мы:
Кресты да надгробья,
Кладбищенские холмы.

И вечное солнце всё так же
Рассеет лучи
Над тем, что погибло
Без всяких на то причин.

Будут рыскать шакалы
Среди затаившихся змей,
Обживая планету,
Лишившуюся людей.

И бабочки будут кружить
Над цветами могил,
Где Никто и не вспомнит,
Зачем я когда-либо жил.

Её пальцы пахнут грейпфрутом,
Её губы алеют, как вишни.
Я вернулся сентябрьским утром
И вдруг понял – теперь я стал лишний.

Так же веки трепещут в экстазе,
Мягкий шёпот срывает на хрип,
Но в каждой обыденной фразе
Меня словно царапает шип.

Я чужой в этих бархатных стенах,
В зеркалах, на постели, в часах.
Есть другой, он течёт в её венах,
Растворяясь в грейпфрутовых снах.

Не спасти сей недуг медициной.
Время-врач, но не лечит оно.
Не бывает разлуки невинной,
Когда ночь серебрит за окном

Её кожа блестит перламутром,
Горечь в ве́ках нали́та свинцом.
Я покину её ранним утром,
Ноябрём укрывая лицо…

Она прошептала
Чуть слышно, на ушко
Пустое, бессвязное,
Нервное «Нет»,

Прядя́ми волос
Осыпая подушку
И ёжась от холода
В старенький плед,

И что-то сумбурно
Шептала о детях,
О муже, семье,
И цене на билет.

А я молча рвал
На ней свои сети
И думал, что скоро
Наступит рассвет.