Юрий Выборнов - Ах, разлучница дорога

Согласен, соль не сахар, только всё ж
она дана нам и идёт от бога,
а кто сказал, что вкус её негож,
пусть умиляется красотой подлога.

Зри в корень, драгоценный друг,
разуй глаза, хлебни со мной из чаши,
не бойся, что сочтут нас за пьянчуг
и отберут последние гамаши.

Червём стальным на электроходу
глубоко под землёй с фарой во лбу
в паутине тоннелей мчится стремглав
без устали, резво трудяга-состав.

По рельсам, по шпалам, вперёд и назад
перевозит людей, не зная преград,
бесстрашно бежит, не просит наград,
в любую погоду пассажиру он рад.

Его не страшит кромешная тьма,
он графику следует, точен всегда,
пыхтит трудяга, опоздавших не ждёт,
усердно бежит, исправно везёт.

Червём стальным на электроходу
глубоко под землёй с фарой во лбу
в паутине тоннелей мчится стремглав
без устали, резво трудяга-состав.

Чаруют взор мой небеса,
белёсых облаков узоры!
Витаю в них! Ах, красота!
О, чудодивные просторы!

Отрадно, любо и светло!
Порхаю вольной птахой, боже!
Душа поёт и так легко,
что крыл сложить уж мне негоже!

Всё выше! Выше от земли!
Зовут и манят небеса!
Туда, где в клине журавли,
В лазури ясная краса!

Чаруют взор мой небеса,
белёсых облаков узоры!
Витаю в них! Ах, красота!
О, чудо, дивные просторы!

Глухая, тёмная, томительная ночь
окутала просторы без конца, без края,
и вся округа спит, а мне уже невмочь,
устал во мраке жить, рассвета ожидая.

Устал!.. Устал!.. Томиться я во тьме!
Эх, вы простите, сгорблен ожиданьем!
Но только дух по-прежнему во мне
силён и смел, не угнетён терзаньем!

Не угнетён! И кто сказал, что сломлен?!
Вы не надейтесь, целёхонек запал!..
А что искра?! Так с ней давно помолвлен!
Её я сохранил, сберёг, не потерял!

Глухая, тёмная, томительная ночь
окутала просторы без конца, без края,
и вся округа спит, а мне уже невмочь,
устал во мраке жить, рассвета ожидая.

Сердца пламень не угаснет,
не растопчут сапоги,
жизнь в пороках не увязнет,
коли дух в твоей груди!

Доверяйся чувствам смело!
Верой, правдой ты живи!
Если любишь, то всецело!
Не разменивай, храни!

Прям и стоек будь как камень,
словом, делом дорожи,
будь отважным, храбрым, парень,
крест достойно свой неси!

Сердца пламень не угаснет,
не растопчут сапоги,
жизнь в пороках не увязнет,
коли дух в твоей груди!

Оттенённым горечью словом
белый лист украсит рука,
пробежится строкою с укором
от души, как есть, не кривя.

По-простому добротно приложит,
по-отцовски она пожурит,
о моральных устоях изложит,
намекнёт о том, что есть стыд.

Без стесненья, без фальши, открыто,
без помарок, твёрдо, без слёз
молвит то, о чём позабыто
или в людях совсем извелось.

Оттенённым горечью словом
белый лист украсит рука,
пробежится строкою с укором
от души, как есть, не кривя.

Эх, это вечное боренье
души и разума во мне,
бушуют страсти, боль, горенье,
нет перемирия в войне.

Эх, эти вечные нападки,
эх, эти споры до зари,
мне б от себя бы без оглядки
сбежать бы прочь в тартарары.

Умчаться хоть бы на мгновенье,
чтоб отдышаться в тишине,
ведь невозможно примиренье
души и разума во мне.

Эх, это вечное боренье
как наяву, так и во сне,
бушуют страсти, боль, горенье,
нет перемирия в войне.

Поговорить способен каждый,
но только жертвовать собой
имеет силу лишь отважный,
живой и сердцем и душой.

Душою чистой, не пропащей,
с неувядающей красой,
открытой миру, широчайшей,
не ропщущей на путь земной.

Не ропщущей и не кичливой,
пусть своенравной, но простой,
лишь только с честью побратимой
в упряжке с совестью одной.

Поговорить способен каждый,
но только жертвовать собой
имеет силу лишь отважный,
живой и сердцем и душой.

Утолена уж жажда славы,
но только всё ж покоя нет,
как прежде, рвусь на баррикады
и спину ставлю я под плеть.

На плаху голову бросаю,
кричу: «Палач, не спи, руби!
Ты не виновен! Я прощаю!
Ну что ты медлишь?! Не тяни!»

Безумен, как и прежде, братцы,
топлю до талого всегда,
лишь только думы – мудры старцы —
степенней сделали меня.

Утолена уж жажда славы,
но только всё ж покоя нет,
как прежде, рвусь на баррикады
и спину ставлю я под плеть.

По хаткам, кухонькам Страны,
куда ни глянь, сплошь бунтари,
в три горла пьют, едят, жуют
и пламенную речь ведут.

Набивши вдоволь свой живот,
душой радеют за народ,
мол, терпит он от власти гнёт
да чересчур уж спину гнёт.

Потом, с едой в борьбе устав,
на баррикаду – на кровать,
сопят, храпят, но нет, не спят,
бесстрашно насмерть в ней стоят.

А опосля вновь поутру
бунтарь, покинувши нору,
с поникшей головой в строю
молчком вновь спину гнёт свою.

По хаткам, кухонькам Страны,
куда ни глянь, сплошь бунтари,
в три горла пьют, едят, жуют
и пламенную речь ведут.

В сей зимний день сам бог велел
поднять фужеры и бокалы