Andrey Kravtsov - Вдавив в висок ствол авторучки. Последний советский поэт

Ветер восточный, и буйный, и пыльный,
Моравских долин и силезских равнин,
Мне показался сегодня ковыльным,
Пойменным, диким, до боли родным.
Шляпу срывая, глаза запорошил,
Наглый и теплый, весенне-живой,
Вдруг закружил, подтолкнул, растревожил
Да разыгрался, как в мячик, с душой.
Скоро, ах, скоро, потянутся клинья,
Ветер устав от меня и со мной,
Снимет слезу и на лапе утиной
Ее переправит курьером домой.
Где-то на пойме, в звенящей протоке,
Там, где венчался с осокой камыш,
Спустится стая, закончив дорогу,
И станет немного соленей Иртыш.
Это и все, что вернется обратно:
Капля слезы – эмигрантский привет.
Только как знать? Может эта вот капля
Вся – квинтэссенция прожитых лет.

Приснилась быль: отец «бычок» откинул,
Открыл футляр, достал аккордеон,
Развел меха, слегка ссутулив спину —
И в звуках вальсов растворился дом.
Играл и пел, усталости не зная.
Вечерний двор, июньское тепло,
Заполнил все от края и до края,
Затихли окна, смолкло домино.
Закрыв глаза, прильнув к мехам щекою,
Затягивал мелодии корсет
И в музыку, как в омут с головою,
Кидался сам – и мы за ним во след.
Вот я проснулся в этом давнем свете —
Запавших в душу редкостных минут.
Отец ушел, и где теперь соседи?
А этот вальс и этот миг – живут.
Когда придет пора – и мне на выход,
Пусть этот свет останется со мной,
Мелодия двора играет тихо,
Да батя встретит – чуточку хмельной…

Алма-Ата, мой город дорогой,
Моя вторая Родина и гордость.
Твой образ свеж, и он всегда со мной:
В моей душе прописанная повесть.
Конечно жаль, что нам не воротить,
Ни арыки с чистейшею водою,
Ни тот разъезд, где довелось служить.
Ни яблочный дурман над головою…
Курсантов -погранцов усталый бег,
Уже под вечер, и не строем даже…
Безумно вкусный деревенский хлеб,
Те караваи, на развес, в продаже…
В амфитеатре летнего кино,
Унизана мальчишками ограда.
В зеленом рынке, словно домино,
Ряды черешни, яблок, винограда…
Два дуба, как два стража у ворот,
Шептались с арыками спозаранку,
Кидали желуди, как чеки за проход,
А я с них резал венички для баньки…
А тот шашлык, под уксус и с лучком,
Парк Горького, пруды с катамараном,
На Кок-Тюбе – палатки с кумысом…
И запах льда в Медео утром ранним…
Все это и теперь живет во мне-
Все парки, скверы, улицы и лица.
Столица для меня – в Алма-Ате,
А Мюнхен это как эрзац-столица!

«Давай, старик! Ты свой, ты немец!
Zum Wohl!» и кружкой стук об стол.
Хмельной поток в приправе пенной,
Колбаски, кнёдли, разговор…
Чтоб стать своим в далеком крае
Не просто жить немало лет.
Я жизни стиль перенимаю,
Как старый местный диалект.
Пришлось немало потрудиться,
Сменить язык и внешний вид…
Мне б по-хорошему – гордиться!
Горжусь… А сердце все болит…

А когда я уйду, то за мной не придет ангелочек:
Кто такой я и чем заслужил в скорбный путь красоту?
Словно чачи стакан, мне ударят жестоко по почкам,
И под белые ручки меня понесут в высоту.
И внизу будут таять дороги, машины и люди…
Я себе прошепчу, что «вот завтра то точно начну»…
А потом ошалею от факта, что «завтра» не будет…
И скорее всего что-то матерное прокричу.
А потом у котлов, ощущая щекой жар горючий,
Так по-русски рванусь, когда нечего больше терять,
Чтоб по полной использовать этот, мне выпавший, случай,
Чтоб успеть хоть двоим напоследок по рожам вписать.
Рассмеются в лицо, пороняют поленья от смеха,
Гнусный хохот цунами пойдет по верхам и низам.
И на хохот и вой, отраженные медью и эхом,
Заглянет на секунду Господь, посмотреть, что за гам.
И уже над плитой, но зацепит за душу мизинцем
И возьмет в небеса и посадит вдали, у ворот.
Кто такой я, чтоб видеть горящие святостью лица?
Но от мук – за дурацкую храбрость мою – сбережет…
Там и буду сидеть, у ворот, между адом и раем.
Со следами от слез, одиноким, согбенным, седым.
Все что я начудил, нагрешил, по кускам вспоминая
И молясь за Господень мизинец, что спас от беды.

Павлику
Несмотря на дела и года,
Ты всегда остаешься богат,
Если есть у тебя старший брат.
Он не только по крови – родной.
Если радость и если беда,
Он с тобою разделит всегда,
И пусть злишь ты его иногда,
Остается по жизни с тобой.
Это тот, с кем когда то играл,
Кто прогулы твои прикрывал,
Тот, кто сопли тебе вытирал,
Жар парной с тобой пивом тушил.
Ты ему, как себе, не соврешь.
Он другой, но, конечно, похож.
Ты отца в нем и мать узнаешь.
И себя в нем – по родству души.

Плеснуть в бокал слегка вина
Да сразу осушить до дна.
И не покрышки и ни дна —
Лишь сладость плюс хмельной задор.
Присядем рядышком вдвоем
И по второму подольем,
Тоску веревочкой завьем,
Начнем неспешный разговор.
О том, что дни бегут-спешат,
С ремонтом надо все ж решать,
По маме так болит душа
И дорожает адски – жить.
Что сыну надо бы помочь,
Что на дворе почти пол ночь,
А мы глоток еще не прочь
С тобою вдвоем испить.
Но вот вино уже горчит,
И сердце такт не в такт стучит,
Давай наверно помолчим,
Да подольем как раз.
Лозе спасибо за вино,
Тебе – что ты со мной давно.
А что нам дальше суждено —
Зависит не от нас.

Снова осень с погодой изменчивой.
Я таких видел больше пол ста.
Делать нечего —
Дождь до вечера.
И вообще что-то я устал.
В доме холодно, да не топлено.
Свитер толстый натер до слез.
Как утопленник,
Цветом точно то,
Час в окно смотрю, как примерз.
Проводил вчера журавлиный клин
Да домой вернулся с тоской.
Был бы рядом друг,
Или близких круг —
Ну а так – на кухне пустой.
На столе еда, да початый штоф
Даже рюмочка не бодрит.
Полумрак от штор,
Скатерти узор.
Повседневный, привычный вид.
Проорал куплет – полегчало чуть,
Проорал второй -отлегло,
Отступает муть,
Распирает грудь
Старой песнью той, удалой.
Деды-прадеды, регент с клиросом,
Теперь вместе поют со мной.
Крылья выросли,
Мысли вынесли
Из тоски да вверх над землей.
Докричал – допел про вечерний звон.
Да налил – за предков – до дна.
Им земной поклон.
Да спокойный сон…
Ну а осень – пройдет и она.

Я без похмелия злой по утрам.
Средние пальцы сую зеркалам.
Оттуда смотрит седой мужик.
Еще и помятый.
Это заговор и скандал.
Я по утрам другого встречал.
За эти годы к другому привык.
И мне не понятно
Где потерялся тот, молодой?
Почему и за что такое со мной?
Череп блестит и слепит глаза.
И сердце щиплет…
Нет я не ною, но что за дела?
Мама меня не таким родила.
Злая на скулу сползает слеза.
Тонет в морщине.
Идите вы нафиг! Побреюсь и так.
Меня не обманешь. Я все ж не дурак.
Это подлог. Я не помню кино,
Но видел такое:
Фильм снимают тайком и со мной.
На самом то деле я все молодой.
Съемки закончат и там заодно,
Снова откроют
Мне зеркала, где тот самый герой
Встретится утром по новой со мной
Мне рассмеется, аж зубы блеснут.
Прическу настроит.
И я, окрыленный, пойду по делам
Даря ту улыбку и миру и вам,
И зная, что завтра по новой проснусь.
И встречусь с собою.