Ирина Самохина - Две тысячи двадцать два. Сборник стихов

А вот на руках матери – дитя, продолжение всего рода,
Их души ликуют – наша порода!
Тихо улыбаясь из вечности,
Сила женщины – в бесконечности…

Я встретила старого друга,
Он глядел на меня, словно у него амнезия,
Похоже, я изгнана из близкого круга
И теперь хожу по окружности, как ведьма из «Вия».

Чем больше он молчал, тем больше говорила я,
Ну что ты сидишь, будто принял аскезу?!
Нарастала звенящая и душная тишина,
Мы попрощались, а во рту вкус железа.

Как так случилось, что я его враг теперь?
У нас сейчас разные взгляды и ценности,
Неужели недостаточно в жизни потерь?
Мы ведь спасали друг друга от бытия бренности.

В городе, где рдеет закат
И сталью блещет вода,
Ждёшь, что тебя, наконец, простят,
И ты снова вернёшься в себя.

Наденешь свою прежнюю жизнь,
Как костюм, после прачечной,
Вот только он тебе мал давно,
И оплата улыбкой потраченной.

В голове только гул голосов.
– Ты там был? – Был.
И не сбросить этих оков,
Как бы ты ни молчал или выл.

Вновь неприкрытый, вновь оголённый,
Как разодранные провода,
Ты стоишь неприкаянный и непрощённый
И смотришь на купола.

Несколько строк о том, что я считаю прекрасным:
Когда горит закат ярко-красным,
Когда всюду яблони цвет,
Когда на море встречаю рассвет.

Когда солнце крошит золото в океан,
Когда ты с чаем дома, а за окном буран,
Когда вся семья за столом дружно болтает,
Когда музыка до слёз пробивает.

Прекрасно, когда дочка улыбается сквозь сон
И наполнен цветами твой дом,
Но прекрасней всего – это мир,
Чтобы, кто в смуте, душу свою сохранил.

Рефлексия – вещь опасная,
Она вынимает тебя из настоящего,
Сажает на стул в пустой комнате,
«А вот это вы, мадам, помните?»

Наливает тебе бокал красного,
«Ну-с, что было у нас ужасного?»
И запускается ретроспектива
По ухабам, где меня жизнь носила.

Посмотри, милая, как всё связано,
Что думал человек, а что было сказано.
Каждый смотрит, но видят разное,
Кто – позитивное, кто – безобразное.

Но ты, милая, всегда иди своею дорогою
Через горы крутые, через степь пологую.
Знай, ты – стихия, и огонь, и вода,
В тебе прочно сплелись сила и доброта.

Построй себе, милая, прочный громоотвод,
Чтоб защищал от злобы, обид и невзгод.
Ты из тонкого, но прочного материала,
Люблю тебя, моя личная Скарлетт О’Хара.

Простите, я в лёгком непонимании:
Марафоны желания,
Курсы успеха,
Или как создать Мону Лизу из фольги и ореха…
Это разве взрослых занятия?
Какой же уровень своего неприятия!

Расплодились какие-то коучи,
От которых ждут чудодейственной помощи,
Точно как секты из девяностых
Или детский садик для взрослых.

Все стали как гуру – вдруг просвещённые,
Только интересы у них смещённые,
Они находятся чётко в «ресурсе»
За ваши деньги. Вы разве не в курсе?

Отпуская шарик с мечтами ввысь,
Теперь в ожидании чуда ложись,
Вот интересно, а результат каков?
Это ведь поле чудес для дураков.

Мы сидим в полуночном кафе
Напротив друг друга, как два шахматиста,
Но не соревнуемся в мастерстве,
Напряжённость между нами повисла.

Мы путаемся, говорим не о том,
Словно в фильме – тупые грабители,
Мы себя сдаём целиком,
Счастливого времени похитители.

Выдыхая протяжно дым сигарет
И надменно смотря в одну точку,
Я гордо сказала: нас больше нет,
Это счастье было в рассрочку.

Он коснулся моей руки
И молча ушёл из кафе,
Под моё неуверенное «мерси»
Вдруг тяжело дышать стало мне.

С Монмартра я смотрела на спящий город,
Одеялом над ним распласталась ночь,
Я шептала: «Дай мне к возвращению повод»,
Но рядом смеялась необратимость – ночери дочь.

Не говори мне ничего о любви,
Я ведь обрушусь на тебя, как ливневые дожди,
Я не пугливая, не осторожная,
Просто я сама для себя слишком сложная.

У меня в спине итак два кинжала,
Разве этого мало?
Тебя не учили не стоять под грозой?
А то можешь стать оболочкой пустой.

Зачем тебе заходить в воду,
В которой не было и нет брода,
Лучше принеси мне абрикосовое варенье,
Я его предпочитаю… наверно…

Знаешь, о чём я думаю, когда слоняюсь по городу?
Люди ссорятся по любому поводу,
Все эти гротескные дома стали пресны,
Заводить новые знакомства почему-то неинтересно.

На Неве уже нет грязного льда,
Плавно колышется ледяная вода,
Ещё холодно, но пронзительно свежо,
Кажется, яркое лето было очень давно.

Кто-то подменил все мои сочные краски,
Сорваны и выброшены все фальшивые маски,
Это не весна, а – чертова ловушка,
Мне чей-то голос шепчет на ушко.

В лунном свете она выглядит, как статуэтка,
В комнате, где правят готика и парча,
Она до секунды эстетка,
Медленно спуская шёлк со своего плеча.

Ночь – её успокоение и обитель,
Но в глазах дикий огонь,
Она опасности и страсти ценитель,
Лучше её не тронь.

Иногда она долго смотрит в окно,
Сидя за столиком, покрытым латунью,
На котором разложены карты таро,
В древности её бы приняли за колдунью.

Шикарная, как из фильмов Феллини,
Шла она, создавая мелодию каблуками,
А вслед ей смотрели мужчины,
Но она скрылась в дорогом ресторане.

Она ощутила успокоение, уединившись с «Вдовой Клико».
Сегодня ей не быть загадочно-равнодушной,
Ведь год, как она потеряла его.
Он был отчаянный и непослушный…

Их соединил схожий дух – страстно-мятежный,
А разделили – пять пуль подряд,
Увы, этот финал был неизбежный,
Ведь они были как Бонни и Клайд.

Когда мы перестали нормально спать?
Видимо, когда разучились любить, ценить, уважать.
Ценность другого человека утеряна,
Люди не замечают проблем намеренно.