Василий Рем - Сборник стихов (Избранное). О любви, жизни и природе

Если в бой, так до победы,
Русских воинов девиз.
Если в космос, хоть сквозь беды,
Наш Америке сюрприз.

Скажем мы Европе вздорной,
Этим – русских не понять.
Где в тайге далёкой, сонной
Проживает Кузьки мать.

Песню я хочу пропеть женской доле,
Детство было всё в трудах, как в неволе.
Школа, «нива» 2 2 Участок колхозного поля с урожаем , огород, двор, хозяйство,
Надо матери помочь, жрёт начальство.

А деревня – это труд повседневный,
Ну а если точным быть, ежедневный.
Не завидует никто женской доле,
Замуж вышла, и опять ты в неволе.

Надо ласкою согреть, есть готовить,
Всё помыть, перестирать и не спорить.
Не расскажешь никому про неволю,
Может, только одному небу, полю.

На лице её загар, руки – крюки,
Кто в деревне, все прошли те науки.
Вот и дети подросли, это радость,
Может, нынче отдохнёт, ну хоть малость.

Но куда там, снова труд и забота,
Надо внуков поднимать, вновь работа.
Улетела жизнь, как дым, испарилась,
В повседневной суете растворилась.

Постарела ты в трудах и заботах,
Потрепала тебя жизнь на работах.
Счастья так и не нашла, не случилось,
Видно, солнышко уже закатилось.

Может, плачешь по ночам ты в подушку,
Днём на солнце отнесёшь, на просушку.
А в душе ты молода и задорна,
Пусть в душе твоей растут счастья зёрна!

Нынче еду в гости я к племяшу Сергею,
То отец его подал мудрую идею:
«Помоги ему построить стены с гаражом,
Быть мне дома надоело и глушить Боржом».

Вот начало стройки: блоки, клей, вода, песок,
Вёдра дали и перчатки, даже мастерок.
Блоки я таскал как гири, десять килограмм,
Но душа потеть не хочет, хочет по сто грамм.

Три раза на день кормили, мясо и борщи,
Винегрет, салат и каша – за уши тащи.
Завтрак и обед отменный, не видал щедрей,
Для согрева грамм по двести и глядим бодрей.

Поднатужились, вспотели, солнцем тело жгли,
Но уже большие стены поднялись с земли.
Выше стены, в них влепили двери и окно,
Но закончились все блоки, выпито вино.

Нет пока большой работы, сидя пиво пьём,
Врать не буду – мы устали, пашем-то вдвоём.
Закупили снова блоки, кончен перекур,
Только во дворе широком пёс гоняет кур.

Стены возвели под крышу, проявив сноровку,
Мастерок воткнули в землю, как солдат винтовку.
Ноет вся спина и плечи, рук не чуем, ног,
Только шепчем мы молитву, чтоб господь помог…

Племяннику Сергею мы строили гараж,
Как выложили стены, так крикнули: «Шабаш!»
Ещё мне долго снились те блоки и раствор,
Сбежал я с этой стройки, как от погони вор.

Я в Латвию за жемчугом помчал,
Страна чужая, всё же я нахал.
Есть акваланг, песок с него стряхну,
В пучину моря смело занырну.

Нет жемчуга, достану лишь янтарь,
Мне холодно, ведь на дворе январь.
Ты мимо проходила невзначай
И тянешь кружку, в ней горячий чай.

Я, чая отхлебнул большой глоток,
Ведь перемёрз, дрожу, как лепесток.
Два бутерброда, полкило икры,
Искушал всё, и даже сухари.

Ты посмотрела, поняла – пролёт,
Уж больно много этот русский жрёт.
И, за скалу зайдя, умчалась прочь,
А на меня, как гром, упала ночь.

Бреду я одиноко в той ночи,
А в окнах свет, бальзам и калачи.
Слюна течёт, фырчанье в животе,
В окно я вижу – спишь ты на тахте.

Зачем, скажи, поехал в эту даль?
Ведь не дадут за это мне медаль.
Бреду голодный, так домой хочу,
Когда вернусь, зажгу в углу свечу.

И помолюсь: «Прости, всевышний Бог»,
Чтоб Бог простил, вернуться мне помог…
Сижу я дома, так мне здесь тепло,
Куда-то ездить – просто грех и зло.

Болезненно мысли терзают сознание,
Идея приходит одна за другой.
Нет – это не то. И те мысли в изгнание.
То хмурятся брови, то гнутся дугой.

Уж душу свою отдаёт на заклание,
Но краска неверно ложится на холст.
Иль муза не видит его дарование?
Как будто у творчества длительный пост.

Уж так надоели все эти терзания,
Хоть руки к груди и, как в детстве, рыдай.
В другом проявлю я свои дарования:
«Всё! Баста! Я завтра рисую трамвай».

Шампанского бокал, конфеты,
Пельмени, сыр, икра, бальзам.
Ещё парные две котлеты,
Желудок хочет, я не дам.

Я, захмелевший от бальзама,
Сел написать тебе письмо.
Но вдруг в полу открылась яма,
Как на слепом глазу бельмо.

Туда скользнул я, уповая,
На милость господа отца.
Молюсь, куда лечу, не зная,
Не видно края и конца.

Сквозь пелену я вижу город
В огнях и снежных простынях.
Надеюсь, тут живёт не Ирод?
И принимает всех бродяг?

Я приземлился очень тихо,
Так приземляются во сне.
Со мною не случилось лихо,
Латынью надпись на стене.

«Balsam». Так это город Рига!
Сюда позвал меня бальзам…
А чем закончилась интрига?
Проснувшись, накатил сто грамм.

Зрелые яблоки манят красотой,
На высокой ветке встали на постой.
Не достать, подпрыгнув. Как же нам тут быть?
Нужно раскладную лестницу тащить.

Урожай прекрасен в нынешнем году,
Любят даже дети летнюю страду.
Вся палитра красок на ветвях висит,
Захрапев у входа, пьяный сторож спит.

Мимо шли тихонько, лестница с собой,
Яблоки все сняли, налетев гурьбой.
Две корзины яблок, две корзины груш,
Мы теперь с достатком и срываем куш.

Их продать хотели, жалко, не смогли,
Западные страны санкции ввели.
Им ответил Путин, наложив запрет,
Как тут выжить вору, дайте нам ответ?

Когда себя ещё не помнил,
Учил отец, твердила мать.
Одну лишь фразу я запомнил:
«Сын, помни. Наших – не сдавать!»

Вот первый класс, впервые драка,
За ту, что должен провожать.
Директор строг: «Кто забияка?»
Молчали. «Наших – не сдавать!»

Бандиты, взрослые разборки,
Сказал «на шухере» стоять.
Учили нас тогда подонки:
«Пацанчик, наших – не сдавать».

И годы дружбе не помеха,
Бывало всякое, и мат…
Отдел особый – не до смеха.
Но знали. «Наших – не сдавать!»