Михаил Гуцериев - Трёхмерное послание. Сборник стихов. Том II

Что мне потери – годы теряю,
Я от соблазнов изъяном разбит.
В скобках «на всякий» пользу считаю,
Главный итог – сохранить генотип.

Жизнь показала – силы иссякли.
Крайность испугом пытаюсь крестить,
Что отродясь другие боялись.
В драке уверен, в победе на три.

Слёзы начало ищут в утрате.
Что до наитий, они – вопреки.
Разум постиг, что более ради,
Жизнь на планете во имя любви.

То, что не должен, долгом считаю,
Разное разным отдам за долги.
Старость незримо память склоняет.
Фобии чувств до дурного смешны.

Страстью бодяжу, ночь разбавляю,
Осень в разгаре, но сердце неймёт.
Что до эмоций – перлы слагаю.
Пошлая мантра – любви эшафот.

Всё одолею – в этом особен,
Страхи завидев, где «да» рядом с «нет»,
Я обнимаю зрительно особь,
Волей толкаю: «Извольте к стене».

Мне невтерпёж и времени мало,
Действую жёстко, в угоду – потом.
Наглость, жадно любовь разлагая,
Хитро ведёт вожделенье в Содом.

Где, упиваясь диким раздольем,
Ширью, которой слащаво сочусь,
Блудная похоть тащит в исподнем,
Пряной дорогой к Голгофе тащусь.

Чувства распяты вещей идеей,
И, повторяя в порыве: «Моя!»,
Ночь до утра уходит, скудея,
Завтра похмелье, забот череда.

От междометий явно слабею,
Мнимое эго в помятой душе.
Рано с восходом заново тлею,
Солнце проникло в оконную щель.

Нужные речи днём оживляю,
Мало-помалу облёкся в свинью.
Тяга к двойному фокус меняет,
Совесть стыдливо готовлю к бритью.

С каждым для каждой в жизни есть плаха.
Завтра с другой вечер будет острей:
Новый мотив жадней для замаха,
Я догораю в осенней заре.

Мысленно прошлым дверь открываю,
Вижу на полке в чернилах дневник.
Маме на счастье двойки стираю,
Личная прихоть – бессмертный родник.

Сон напоследок – смерти затея,
Горькая тризна – весёлый пикник.
Раз, и однажды нежная фея
Твёрдо наденет на шею ярлык.

Твои эпитеты слащавы.
И ты готова снова, вспять,
Спокойно взяв любовь за жабры,
Частями чувства оскоплять.

Губами к сердцу путь короче,
Закроешь вежды, замолчишь,
И ямочкой на подбородке
Лукаво ранним соблазнишь.

В трущобах совести плутая,
Предпочитаешь причесать.
То явь. Не надо, жизнь вращая,
Пытаться правду оболгать!

Не прыскай ядом, не отравишь,
Отнюдь… намерен опреснять.
Я опроверг любовь и вправе
Под ливнем слов другой сказать,

Что я любил, любил до бездны,
Дерюгу в ситец превращал.
Я знаю больше, я – безбрежный,
Я солнце страстью обжигал.

Я каландар неадекватный,
Я, без белил и без бахил,
Способен заунывно-кратно
Молиться ночью у кадил.

У алтаря предпочитаю,
Обретшему не нужен свет.
В молитвах надобно страдаю,
Поборник я, апологет.

Ты – моя кровь, моя гетера,
Немой любви языковед,
Сподвижник мой, моя всецело!
Иду на финишный забег.

Я слышу в перлах одолженье,
Хозяйским голосом нудишь.
Барахтаюсь в кривых сомненьях,
Смотрю на суть родных глазищ.

Ты аскетично изнываешь…
Ты просишь заново молчать.
Постигший знает, и желая,
Я начинаю восклицать.

Не прячь зевотину! Послушай!
Слова и время чередой
Шептали мне: я детям нужен,
Я стал стреноженный изгой.

Я был измотан и потерян,
Ты – корень зла, страды стезя.
Чумной фантазии критерий –
Постель, измятая до дна.

Ты обезумела от страсти,
Обременила, потаскав,
В теснине пакостных несчастий
Покинула любовь стремглав.

Я долго ждал, не отвергая,
Дождался сущее понять,
В неверии молил, желая,
И наконец хочу воспрять:

Не надо пыжиться, утрируй,
Из-под личины приголубь.
Не прилагай больших усилий,
Погибла гордость – я беззуб.

Предтеча страсти в упоеньи,
От делать нечего, опять
В упрямой злобе, в изощреньи
Пытается любовь распять.

От ожидания растерян,
Посередине двух начал.
В бессилии позорно щерясь,
Поклонный разум замычал.

Слова бездомные слюнявы.
Лукавство можно распознать.
Балясы дутые курчавы,
И взгляд настроен на кровать.

Жеманный образ бесподобен,
Юлишь, крикливо говоришь.
Я наблюдаю исподлобья,
А ты неистово бузишь.

Ты, загребущая, не вейся,
Не надо силы прилагать.
На ночь возьми, на час согрейся,
Согласен в пику обломать.

На ощупь, путая страданье,
Кормясь у памяти, шептать,
Газельные глаза, внимая,
Готов в заложники забрать.

Ты вспомни диспут термидорный,
Где день был яростью гнетущ,
Любовь животная проворно
Ходила ночью трижды в душ.

От самохвальства – до распутства.
Смеялись чувства, гогоча.
Мы обнимались, и в занудстве
Я целовал два бугорка.

Я тискал тело и в потёмках
Оставил в память синяки.
И губы, вспухшие в подтёках,
Дрожали, словно хохолки.

И нервы слёзные, влажнея,
Купали мутные глаза.
И утро, рано овсенея,
Жужжало, росно восходя.

На ляд я думал, пресмыкаясь,
Просить любовь: «Обожестви».
Подгнётным Давусом сказался –
Я клон потерянной любви.

Доныне ждал, не отрекаясь,
Отныне буду повторять.
Неутолённая, смущаясь,
Готова вновь любовь зачать.

И только так и не иначе,
Не напирай – не одолеть.
Я что-то стою, что-то значу
И не могу переболеть.

Календарь скукожился, устал,
Дни ушли в историю столетий.
Я пропал, в безумие упал,
Между строк не вижу междометий.

Говорю с надрывом, на износ,
Я ищу слова на цепь событий.
Мысли скачут, бегают вразброс,
Речь сановней, бахусно маститей.

Не пойму, зачем и почему.
Я ищу суть истины соитий,
Кто-то шепчет в ухо: посему.
Связь порочная – душа наитий.

Не мечтая, рассуждаю вслух,
На окне гардины шевелятся.
Я сижу на корточках в углу,
В потолок наверх глаза косятся.