Евгений Скулкин - Игры огня

Бессмертен демонстрантов ряд.
Идут «Тамары», «Вани», «Васи»…
Послевоенные горят
года рождений на запястьях.

На чердаках или в «Крестах» —
годком не вышли – не погибли, —
в бредовой думе об отцах,
романтики втыкали иглы…

Не ради стеба на гроши
иль крутость показать в зевоте —
а сжечь, изжечь клеймо с души,
войной зачерненной на взлете…

И в этой яростной тоске
кидала завируха-фея —
на узкий нож в слепом броске,
в глухой запой до посиненья…

Кто повезучей, вверх пошел,
другой до крышки по уклонной…
Но им двоим нехорошо
прозрачной полночью бессонной…

Им не добрать и не понять…
И днем,
и ночью протестуют:
«Нет в жизни счастья», «…таку мать»
и – «Не забуду мать родную».

Судьи в пустом клозете,
дети детского дома,
с чем вы пришли? – ответьте…
И не забудьте: корова
пишется через «о».

«В небо повесьте качели,
в беглое небо – качели!..
Где-то звенят свирели…
там – высоко..?»

…Строем под звездным небом…
Смутно о жизни иной…
Сердце в казенке согрето
романтикой и тоской…

Что упустил – не укором…
Сжат окровавленный рот…
…То, что за длинным забором —
ждет свой неблизкий черед…

…С работы придешь устало,
мир, как неведомый гном:
только в окне светало —
снова темно…
Блещут в экран кинозвезды.
что же ты смотришь в окно?..
СлЕпая эта корова,
невыразимое «о»…

Когда холодным деревом замру,
и кровь уходит к тайне причащаться —
не ведаю и не умру —
и саблей сбитый на корню,
останусь поплавком качаться.

И схлынет кровь, холодная смола,
в подземные котлы Фортуны.
Но в тайну посвященная душа,
не ведая и не дыша,
не разлетится на фотоны.

Но, как туман, развеет омут-душу,
когда позывы крови я нарушу…

…Так на заре, в беспамятстве своем,
летит звезда
и водится пером…

Ты прекрасна холодной водой —
зыбкой формой остывшей —
породившей тебя красотой
и забывшей…

Что бездонно глядишь на людей?..
Ждешь какого признанья?
На изгибах твоей Лорелеи
стенанья, стенанья…

И ослепну в тебе
в ожиданьи последнего чуда…
И занежат на дне
магнитичные щупальцы спрута…

И жужжащей гурьбой
дни промчатся по мне – не задавят.
С онемевшей душой
у пустого порога оставят…

…О, прекрасен изгиб!..
Я дотронусь рукой и отпряну…
Знаю тайный твой крик,
И твою опустевшую рану…

Закатами, как шпорами, звеня,
день отошел, я оставался
для:
пустых раздумий.
И – надежды.
И – часов,
чтоб прокричали, когда двери на засов…

Звонил телефон среди ночи:
– Спасите собаку! Мы просим…
Мы очень, мы очень вас просим —
собака и я.
– Да кто ты?
Молчание в трубке.
– Да кто ты?
Тревожная ночь.
Лишь трубку повесишь:
– Мы очень, мы очень вас просим
помочь…
Последняя наша надежда!
Мы всех обзвонили – никто!..
Нас завтра живьем… на одежду…
Остался один. Никого.

Пропали – как канули в осень.
Но ночью в сквозное окно:
– Мы очень, мы очень вас просим!..

Остался один. Никого.

Переступи обиду – не потуши,
не упусти из виду
маяк души.

Пока горит он – ты на пути,
сквозь град обиды
иди, иди…

Свети, свети же,
смиряя боль,
все тише, тише
далекий вой…

И вдруг очнешься:
уж жизнь прошла…
…Заабажурный
огонь стекла…

…Но и тогда ты – не потуши,
не упусти из виду
маяк души…

В омуте улиц, смерче домов
ночь задвигает прочный засов.

Сквозь барабанный строй фонарей
розги ложатся хлеще, прямей.

Белы засады. Черны дома.
И запрещенные окна дымят.

Холод скамейки —
лобня иль двор?..
Звезд безразличный цветной семафор…

На красной дороге берем мы веселье
По синей уходим из детства в бессмертье
Зеленой-зеленой пройдут наши дети
Желтая – счастье, фиалками тени
А черная – в нас. То дорога везенья…

И в час,
когда от Млечного пути
гул упадет на тихие оконца
и скорбные монахи-фонари
нас повлекут в бездонные колодца,
я прикоснусь рукой к воде в пруду,
живой воде, прохладной и веселой,
и в тайном ощущении пройду
люминисцентной улицей Садовой…

Толкну плечом обшарпанную дверь
И натыкаясь на углы:
«Не ждали?..»
Все так же Вы играли на рояле —
как-будто в ожидании потерь…
Но что-то остановит Вас во взгляде…
В изящности холодной,
не дыша,
Вы подойдете… —
и растопит глади
веселый смех, как талая вода…

…В тот час,
когда от Млечного пути…

Мой город в пожаре!
Спасите меня! —
там в сладком угаре о н а и друзья
и все, что оставил, и что не успел…
А мимо проходят со знанием дел
красивые боги, глаза отводя…
И кто-то ответил: «Так было вчера.»