Дарина Мерзликина - На проводе

а со мной – скукотища, дурь,
и от штиля до жутких бурь
ни одна струна не колышется.

битый пиксель среди других,
белый шум или белый стих,
непонятная, неуклюжая.

что ему до таких, как я,
у него там свои друзья
лесом-полем гулять да лужами,

слушать грома глухой раскат,
а потом уходить в закат
по дорогам или задворками

ну а мне караулить звук.
кто я в сущности? просто друг.
и ни разу не дальнозоркая.

не гляжу в роковую даль,
мое сердце – почти что сталь,
нам, безумным, бояться нечего.

я хорошая, но не та.
у него таких больше ста.
я и среди них не отмечена.

ты достаешь бумагу и карандаш,
там, где живем, ни сплетен, ни магистралей,
и этот город навряд ли бы мы узнали
те двести лет назад, что ему не дашь.

не ощущаешь истинного родства,
сидя в зеленом парке под ярким солнцем.
знал бы, что будет так, не рождался б вовсе,
что тут сказать, провинция, не Москва.

каждую среду хочется убежать
прямо по трассе мимо холмов и сосен
из голубого лета в сырую осень,
даже никто не станет разубеждать.

держат неторопливость и тишина,
пара берёз, приткнувшихся у дороги
может и скучно, но пока держат ноги
и в волосах рождается седина

ты – пассажир в автобусе «небо-жизнь»,
пункт назначения близок и досягаем,
но походя мы в верности присягаем
месту, в котором нам предстоит грешить

И чего не живется, чего не пишется…
Лимонадные солнечные лучи,
Сквозь которые осень в окошко тычется
И в такт сердцу в двери мои стучит.

Соль морская от лета пойдёт в наследство,
Растворится в бокале «кровавой Мэри».
И всего двадцать пять – да почти что детство,
Хоть и опыт жизненный не измерить.

Вроде стал мудрее, умнее, проще,
И на жизнь глядишь беспристрастным взглядом,
Подвергая проверке осенний почерк —
Чтоб дожди, и лужи, и все как надо.

А внутри горят миллионы факелов,
Не дают уснуть, все ведут вперёд,
Потому не живется – чего-то надобно,
А чего – да чёрт его разберет…

лондонский мост упал и вставать не хочет,
что ему наше мятущееся полу-завтра?
старый дворецкий вновь позвонит в звоночек
значит, пора на завтрак.

значит, пора на битву, за всех и насмерть,
вновь осыпаться прахом среди столетий,
и возродиться в точности той, что была, ведь
где-то есть третий

Рим, третий глаз, третья сила и третий лишний,
пятое колесо и большая прореха в планах.
так подари мне новое сердце, прошу, всевышний,
старое в рваных ранах.

***

призраки лондонских клабдищ давно молчат
сотни туманов разбавят воздух, и станет сыро,
мне опостылело жить и стоять, я уже остыла
жить до последнего рыхлого кирпича.

она свое «я» посадила в клетку,
прикрыла рядами лямбд.
в ее уравнении есть пометка:
не знаешь, что делать? подкинь монетку,
а лучше шесть раз подряд.

она не заметит ни снов, ни знаков,
в которых дают понять,
что скоро – спустя эти годы мрака
наперекор знакам зодиака
найдется кому обнять.

в ее настроении – день до лета,
в реальности сотня дней.
но в космосе где-то летит комета,
рассыпались альфы, омеги, бетты,
и солнце висит над ней.

биться за каждую горсточку света,
я на арене, вокруг колизей.
как же должна повернуться планета,
чтобы вот так ненавидеть друзей.

друг из тебя, прямо скажем, не очень,
дремлет участие где-то на дне,
скуп на слова, но в суждениях точен,
и наплевательски резок ко мне.

я проживаю твое равнодушие
и каждый день отмираю на часть,
ты меня спросишь о чем-то ненужном,
я так и буду на стену кричать.

пусть до предела натянута совесть,
я на нуле, я ношу в себе ад.
если однажды я брошусь под поезд,
ты будешь в этом один виноват

сдается лето: льет как из ведра
который день. устанешь простужаться.
уставшие за день в кровать ложатся,
а мы неугомонны до утра.
зачем нам сон? терять свои часы
я не люблю. и ты не любишь тоже.
а, впрочем, мы уснем еще, попозже,
но жалоб на серьезный недосып
не избежать, когда начнется день.
но все же еще ночь, и мерно гаснут
чужие окна. мир еще прекрасней,
и за него не страшно умереть.
мне нравится держать тебя в руках,
скрывать от от времени и от ночного мрака.
здесь твой любимый мир, твоя Итака,
окутанная светом маяка.

Аромат горящих желтых листьев
Я смешаю с запахом тепла…
Эта осень состоит из писем,
Что остались в ящике стола.

Эта осень состоит из строчек,
Что я написала о тебе.
Кудреватый, тонкий ее почерк
В новолуние снова снится мне.

Называю я себя осенней,
Ты же – лето с головы до ног,
Я сплю крепко утром в воскресенье,
Ты уже исходишь сто дорог.

Твоя прелесть мне давно знакома,
Не знакомы лишь твои моря.
Ты такой далекий, невесомый…
Ты как книга – только не моя.

Знаешь, мне не быть в тебе страницей,
И все сказано у нас давным-давно.
…А горящие костры дымят корицей,
Им уже на осень все равно.

мама, мне нравится мальчик, но он дурак.
может, луна в стрельце или марс во льве,
что на меня нашло – я не знаю, как,
но он теперь живет в моей голове.

он ядовитый донельзя – мне под стать.
знала бы ты, как трясет меня каждый раз.
он не умеет других к себе подпускать —
но любоваться им не хватает глаз.

чокнутый, в каждом слове его – подвох,
столько загадок за жизнь мне не разгадать.
если б ты знала, как этот чертополох
мне почему-то хочется поливать.

мама, у твоей дочери нет ни черта мозгов.
только душа да дорога пятого колеса.
если ты любишь розу, не бойся ее шипов,
если не я, то кто будет его спасать?

перманентный выбор небрежно прост —
на трамвай или на автобус,
я привыкла плакать почти без слез,
моя сдержанность – старый фокус.

не течет с ресниц непокорно тушь,
оставляя на линзах пятна,
я шагаю прямо в пространство луж,
вспоминая о неприятном.