Ярослава Лазарева - Время близко…

Вдоль по улице пыльной, пустой
человек шел устало, неспешно.
«Даже вечером жжет этот зной!»
Он рукою дрожащей, вспотевшей
вытер лоб влажный, тяжко вздохнул,
торопливо зажег сигарету.
Затянулся и в небо взглянул,
в жар закатного красного света.
Воздух в городе словно закис,
неподвижный, нагретый, туманный.
Смог в безветрии полном завис
ядовитым тяжелым дурманом.
Бесконечной змеей ряд машин
полз, металлом блестя, по дороге.
Газов выхлопы, гарь, черный дым
разлетались как перья вороньи.
Вечер город накрыл пыльной мглой,
и ряды узких зданий-высоток
в полумраке казались стеной.
Окна, словно раскрытые соты,
изливали на улицы свет.
Доносились из них разговоры,
где-то плач слышен был, где-то смех,
где-то крики и громкие споры.
Человек, шаг ускорив, свернул
в грязный двор с группой чахлых деревьев,
и в подъезд торопливо нырнул,
хлопнув шаткой ободранной дверью.
Отдых дома в прохладной тиши
дал ему от жары передышку.
Почитать перед сном он решил,
лег в постель, взял со столика книжку.
Вскоре ночь опустилась, легла
на глаза человеку повязкой.
И рассеялась мутная мгла,
сон пришел странно яркий и ясный…

…На заре город спал. И в белесом тумане
белый конь проскакал, замелькав меж домами.
Еле видный гонец – всадник в белом и бледный –
вез лучистый венец, засиявший победно.
Всадник вихрем промчал в улиц узких ущельях.
Вдруг в тиши закричал черный ворон.
Мишенью в блеклость неба взлетел.
Звон стрелы… взрывом перья.
Белый ангел пропел.
Где-то хлопнули дверью.
Голос:
– Что там за шум?!
И виденье пропало.
Конь вдали промелькнул,
птица мягко упала на дорогу.
Змеей обернулась и скрылась под пожухлой травой…
Солнце пламенем взвилось над домами.
Над ним, разливаясь лучисто,
засиял яркий нимб, ослепительно – чистый.
Белый режущий свет залил город молчащий.
И возник в небе крест силуэтом горящим.
От него рыжий конь отделился, как пламя.
Рыжий всадник-огонь вниз помчал.
Облаками шлейф клубился за ним.
Но, земли не коснувшись, он исчез, словно дым…
Чей-то крик:
– Эй, послушай, что сегодня у нас здесь творится?!
– Не зна-а-аю!
Свет слепящий погас враз…
И гул, нарастая, превратился в шумы и распался на звуки:
треск, шаги, визг машин, вой сирен, крики, стуки.
Город зажил с утра в суматохе обычной.
Навалилась жара, удушая привычно.
Масса бледных людей
заспешила куда-то вереницей теней…
Вдруг над ними крылато заметался огонь.
Все окуталось дымом.
Тенью чья-то ладонь злое пламя накрыла.
Край багряный плаща над толпою взметнулся.
Красный кончик меча тротуара коснулся.
Задымилась земля, шевелясь, и взбугрилась.
Как большая змея под асфальтом крутилась.
Рыжий конь, пролетев, сгинул в облаке пыли.
И на миг онемев, люди в страхе завыли.
Побежали, крича и друг друга сбивая,
наступали, топча, и, давя, убивали.
Город вмиг опустел, вопли ужаса стихли.
Всадник вновь пролетел и исчез в рыжем вихре.
В наступившей тиши уцелевшие скрылись.
Груды битых машин на дорогах дымились.
Зовы раненых, вой, стоны, вопли и хрипы.
Стая черных ворон налетела вдруг с криком.
На убитых, живых нападали и быстро
били клювами их…
Оглушительно выстрел прогремел в тишине.
Птицы с карканьем взвились, побелев в вышине.
Только перья кружились черно-серой золой…
День погас, и внезапно спал удушливый зной.
Вдалеке будто залпы грохотали,
и тьма навалилась ворчаще.
Вспышки молний дома высветляли слепяще.
Словно давящий гнет лег на город.
Вдруг жутко полыхнуло огнем,
грохнул гром, и в минуту
словно тысячи бомб разорвались на части.
Стекол лопнувший звон рассыпался хрустяще.
Налетел ураган, на пути все сметая.
За ударом удар гром гремел, не смолкая,
словно эхо огня.
Листовое железо с крыш срывало, крутя
сильным вихрем, и в небо уносило.
Валы ветра ветки сбивали,
и деревьев стволы, будто спички, ломали.
Ливень, как из ведра, хлынул мощным потоком.
Забурлила вода, понеслась по дорогам.
Ураган стал слабеть, дождь и ветер стихали…
Кучки бледных людей из домов выбегали.
– В церковь все! – хриплый крик зазвучал властным зовом.
И согбенный старик ясным пристальным взором
посмотрел на толпу, в помертвевшие лица.
– Я дорогу найду! Надо нам торопиться!
И во тьме грозовой пробираясь отважно,
он повел за собой обезумевших граждан…
Вскоре ливень косой уступил место снегу.
Серой грязной крупой он посыпался с неба.
Словно саван накрыл замирающий город.
Ветер люто завыл, принося жгучий холод.
Ночь пришла темнотой, беспросветной, могильной…
Тенью конь вороной пролетел, как на крыльях.
Черный всадник в руке меру нес…
Вмиг исчезли в черной угольной тьме,
словно сгинули в бездне.
Появился вдруг свет, тусклый, призрачный, бедный…
И занялся рассвет.
Конь неясный и бледный, словно призрак сквозной,
брел вдали отрешенно.
Всадник с длинной косой и в плаще с капюшоном
обернулся назад. Запылали глазницы.
И восстал за ним Ад.
И огромные птицы взмыли вверх,
пеленой небеса закрывая.
Сотни чудищ стеной из тумана вставали.
Надвигался мрак зла, хаос, мор, ужас, голод.
Свита Смерти вползла в содрогнувшийся город.
Очертанья людей проступили в тумане.
Словно сонм лебедей пролетел меж домами.
Легким шелком струясь, трепетали одежды.
Силуэты, светясь пустотой белоснежной,
взвились в небо, пропав в облаках легкой стаей…
Солнце встало, догнав круг луны.
Нарастая, свет полился дневной,
и земля задрожала.
Солнца диск золотой помрачнел.
Рядом ало полыхнула луна.
Неба свиток свернулся. Вдруг тряхнуло.
Дома заскрипели. Качнулся странно город.
Сместясь, покорежились окна.
На осколки дробясь, стекла лопнули звонко.
Сотни трещин ползли по асфальту, как змеи.
И провалы земли, углубляясь, осели.
Вновь тряхнуло, да так, что домов часть упала.
И навис пылью мрак.
Но его вдруг сорвало ветром.
Тысячи звезд появились, сверкая.
Словно сбитые с гнезд, полетели, сгорая,
черноту исчертив длинных линий свеченьем.
Звездопад скоро стих.
На востоке виденьем, словно сгусток комет
ослепляюще – белый, проступил силуэт.
Небо поголубело.
В вышине загулял быстрый, трепетный ветер.
Облака разметал, словно перья.
Как ветви пальм, по небу легли.
Появилось сиянье, будто нимбов круги…
И людей очертанья невесомой толпой
в белых зыбких одеждах плыли в свет золотой,
в золотую безбрежность.
И седьмая печать была снята.
Безмолвье как бы на полчаса воцарилось.
Но вскоре семь сияющих труб, как лучей яркий веер,