Н. Козлова - 1 000 000 причин для счастья

Но вдруг зазвонил телефон у соседки,
Поставила вазу она второпях.
Звонила из города дочка их – Светка,
Хотела у мамы узнать о делах.

Тут вскоре супруг появился соседки,
(К хозяйке из комнаты в кухню пришёл),
И мимо стола, проходя к табуретке,
Нечаянно вазу столкнул он на пол.

Разбилась та ваза на мелкие части,
По комнате звон хрусталя зазвучал.
Подумал сосед про себя: – «Вот несчастье,
Сейчас в их семье разразится скандал!»

Но женщина быстро приблизилась к мужу,
Спокойно за плечи его обняла:
– Здесь я виновата, прости мою душу,
Что вазу поставила на край стола.

И нежно супругу к себе прижимая,
С улыбкой ответил ей любящий муж:
– Ну нет, ты меня извини, дорогая,
Что стал невнимателен я, неуклюж.

Домой возвратился сосед – уж стемнело,
Супруга ответа ждала целый час.
И муж ей сказал:
– Понимаешь в чём дело —
У них все виновны, все прAвы у нас.

Счастье? Есть ли оно на свете?
Пусть расскажет об этом ветер,
Дождь и снег, золотая заря.
Мы для счастья живём не зря.

Рядом с мамой малыш шагает.
Он плохого в жизни не знает,
Очень важно идёт по дорожке,
Собирая счастье в ладошки.

Это счастье он дарит людям.
Мы же счастьем делиться будем.
Если счастливы наши дети,
Значит счастье живёт на планете.

Будем сидеть на облаке
И говорить о море.
Станем в другом облике
И не подвластны горю.

Верим – уйдут печали,
Жизненные проблемы.
Только синие да́ли
И спокойные темы.

Вечность, Покой и Блаженство,
Ду́ши наполнятся светом.
Там мы найдём совершенство,
С нежным сольёмся рассветом.

Посмотри на небо голубое,
На природу и на этот снег.
Отправляйте в прошлое плохое.
Не такой уж длинный жизни век.

Суету, житейские проблемы
Выбросьте подальше от себя.
Для чего безрадостные темы
Заполняют, ду́шу теребя?

Огоньками белый снег сверкает.
Красота земная – всё для нас.
Сердце, восхищаясь, замирает
И не отвести счастливых глаз.

Цветенье яблонь белоснежное,
И словно тёплая весна,
В тени аллеи очень нежная
Стояла девушка одна.

Окутана волшебной сказкою,
Вся в белом платье из снегов,
Душа, наполненная ласкою,
Дитя́ не ведает врагов.

Не знает юное создание
Обиды, грусти и тоски,
И трудность, тяжесть выживания.
Боль, не сжимай в свои тиски.

Возможно в жизни бе́ды встретятся,
Но мудрость белою совой,
Над головой тихонько вертится,
Чтоб дольше сохранить покой.

Восходит солнце над водой,
Свет нежностью своей
Нас наполняет красотой,
Чтоб стали мы добрей.

Дыханье ветра, щебет птиц
И запах первых трав —
Всё книга жизненных страниц.
Создатель, как Ты прав!

Мы все творения Твои,
От мошек до людей,
Любовью к ближним напои,
Нас грешных пожалей.

И пусть обиды, боль и страх
Рассеются вдали,
И будем слушать пенье птах
Под музыку любви.

Из наушников – музыка племени:
танец духа и воинский марш мне стучат.
Не понять, мир танцует ли, дремлет ли;
зыбким маревом воздух планеты измят.
Сандалеты к земле прикасаются
невесомо, неслышно, кошачьи легко:
африканской мелодии таинство
научило кружить, повернуть и – рывком…

Ангара, прикоснувшись ладонями,
остудила закат до лилового льда.
Охлаждённые звёзды не поняли,
что упали, ритмично добавив удар
по мембранам небесного купола.
Мне неважно, сколь правилен звук:
исцелённое сердце искупано
в перестуках сангбан* наяву.

Сангбан – средний афр. барабан.

Брошенный дом пропитался не-снами,
в которых ещё раздавались шаги.
Вместо улыбок – коты-валерьяна.
Живые и ладно, другого не ждал…
Ночью похрапывал шорохом ставен:
засовы давно унесли чужаки.
Полночь работала молотом рьяно,
из месяца выковав острый кинжал.

Топот ребяческих ног за верандой
фантомно касался пустых этажей,
эхо будил оживлённости в кухне —
кипело жаркое, пеклись пироги.
Дедушкин голос ворчал, что не рад он:
весь клёв испарился на третьем ерше.
Бабке казалось, чуток тугоухой,
что сетки с добычей совсем нелегки.

Хлопала штора с рисунком измятым
и солнечный свет из окошек мерцал.
Любящий дом заливался румянцем
от ласковых рук, протирающих пол.
Пахло до одури чаем из мяты,
растущей несорно в тени у крыльца…

Хлопьями пыль кувыркалась в пространстве.
К крыльцу грузовик покупателя полз.

Верка, девчонка приютская в сером пальто,
просит прохожих поджечь сигарету.
Рыжие кудри подвязаны в шишку-гнездо.
Голос прокурен «Альянсом» запретным.

Люди брезгливые, молча бредут по делам.
Лица привычно кривятся в укоре.
С Ромой-стритовщиком сигой* дымят пополам.
В школе директор, плюясь, тараторит.