Полина Аширова - Утро вечера веселее

Сжать кулак, чтоб четыре фисташки
Показались? Чудесны морщинки,
Заусенцы, порезы, мурашки
Мирозданческой микропесчинки

Изобилие угольных точек
Расселилось по разным кварталам
И, как умная книжная строчка,
Магнетизмом оно обладало

Застеклённые кончики трубок,
Лабиринты в слюде чуткой дермы…
Как же, стан мой, ты нежен и хрупок,
Как, телесная сущность, ты бренна!..

Бессильна камера, велика только радужка
В дрожаниях трабекул [3] Трабекулы, трабекулярная сеть – сетчатое соединительное образование, которое соединяет ресничный край радужки с краем задней поверхности роговицы. Лакуны, наряду с криптами, являются углублениями, располагающимися между трабекулами (Википедия). и лакун
Лелея тленное, как внуков любит бабушка,
Перстом крестя в рождественский канун,

Являет кадрами в растворе проявителя
Наивность и этапов новизну
Не надо сетовать, что снимки на любителя,
Не ной про примитив и кривизну,

Пускай и ранее нам юность эфемерная
Всю трезвенность пыталась усыпить,
Готовься, шаткая, покамест маловерная,
Протаптывать водицу, а не пить

Пусть вымывается нужное русло
Скорым потоком искусства!
Снова, как прежде, с пилою и стуслом,
Катимся с видного спуска

Всё, как и раньше: ни в жизнь не догнать нас,
Илом измазана срочность —
Это на деле успела сказаться
Жуткость проверки на прочность

Пусть запасаются пряным терпением
Спешные ритмы искусства!
Шибко податливы стали лечению
Бремя, бессилье и усталь

Чувствования стали дурные
Наждаком обернулась кровать
Нас, конечно же, будут читать!
Потерпите недолго, родные

Захудалых столетий изыски
Как молочные зубы – шатать!
Постоим, как креплёные виски:
Нас, естественно, будут читать

Сто двенадцатый… старые внуки…
Синтепоновой станет кровать
И пропавшие без вести руки
Посоветуют, что почитать

Разлетелись перья снега на балконе,
Раскрошились белосахарным печеньем
Вы уносите в чулочном нас капроне
По течению:
По-январски хладнокровную воронку
Для двуногих жуть как бережно хранили
Отойдите же, любезные, в сторонку:
Лахта-шпилем
Скорлупу нам перья снега раздробили
И желток на небо выплыл сопленосый
Так и светит нам, донельзя прихотливым
Альбиносам

Колоссальность древнейших чудны́х пирамид
На меня острый взор, я клянусь, устремит
Вопросительно хлопнет вдали пистолет
Из ненашенской эры с опаской мне вслед

И помашет, слегка поправляя синдон [4] Синдон – часть мужской одежды эпохи Нового царства. Синдон также упоминается в Библии (Суд.14:12,13), под ним подразумевается нижняя рубашка из тонкого полотна (возможно, льна) прим. автора. ,
Заскорузлой рукой неживой фараон
И меня напугает пожухшая речь:
«Как бледна! Не желаешь ли рядом прилечь?»

Попрошу я подмоги, скрывая акцент,
Отдадут египтяне нехитрый рецепт
И возьмусь, искупавшись в сыром хвастовстве,
Бальзамировать бренность царя в голове

Было б вмоготу мне, стала бы ракушкой,
Липким чернозёмом, старенькой избушкой —
Чем тебе угодно, только не собою
Хочешь – атмосферой бледно-голубою,
Хочешь – непомерной завистью и гнусью,
Хочешь – замерцаю, хочешь – испарюсь я?
Как ни ускользай от туч витиевато,
Как ты ни дублируй их промокшей ватой,
Будешь лишь собою – будешь ошибаться,
В смуте бестолковой дрябло колебаться!
Буду я собою, буду ошибаться,
Буду и в лепёшку истин расшибаться
Я тебя, читатель, несколько расстрою:
В каменной ракушке будет вместо моря
Бурный кровоток твой гулко отзываться…
Встанешь и ответишь: «Склонен ашибаца»

«Кто больше фиолетов?» – заспорят аметисты
«Мужской ли род у кофе?» – в сомнениях лингвисты
Не держат черепахи, киты, слоны и белки
Такую тяжеленно плоскую Земельку?

Наш идол неизменный – затейный культ прогресса
– Ты кто? – Венец творения. Я вылеплен из стресса
Наутро нержавейка, увидишь, станет ржавой
Ничуть не гениальны – чуть менее не правы

Громче пушечного залпа живизна жестикуляции:
Новостную они сводку на костяшках передали,