Ар Елав - Я по волнам лазурных вод. Сборник стихов

Когда-то был певцом прекрасных
Высоких фей, парчовых дам.
Но, опосля террора красных,
Забыл свой стих, мой фимиам.

Я проходил Арбатом людным,
И посещал в пути кабак,
Хозяин коего, не скудный,
Говаривал не раз вот так:

«Тебя здесь на крыльце встречая,
Я рад приветствовать, мой свет.
И в шумный зал препровождая,
Я ставлю стул – не табурет.

И за столом, обильем щедрым,
Ломящимся от всяких снедь,
Я прикажу в кувшине медным
Скорей вино тебе принесть.

О юный друг, корнет мой чудный,
Да будет пир – скажу я Вам!
И, разразясь улыбкой трудной
(При широте его лица,
И сделав масляны глаза):
Изволите ль позвать Вам дам?»

«О нет, мой друг давно старинный —
Сейчас нет времени для дам.
Вчера слушок я слышал дивный:
Тебе урок я преподам.

Представь себе хоть на мгновенье,
Нет – это мысли помутненье,
Что позабыв про свою честь,
Царя решили с трона снесть!

К тебе решил я обратиться,
Чтоб головой не помутиться;
Ужели так могло и есть:
Царя с престола можно ль снесть?»

«Mon сheri, не будь таким наивным.
Ты слишком огорошен дивным
Вопросом сим. Но вряд ли есть
На свете доблестнее честь,

Чем быть слугою верным трону
И защищать сию корону
И всяких дерзких замышлений
Обрвать нить дерзостных стремлений».

Увы, мой старый добрый друг —
Теперь-то оглянись вокруг:
Который месяц трон пустует,
А здесь в степи злой ветер дует.

Мы лагерем здесь две недели;
Уже метели надоели.
Ну, можно ли так воевать:
Сидеть в сугробе, замерзать?

За пораженьем – пораженье.
Средь поражений нет побед.
Готово кончиться терпенье…
Я вспоминаю тот обед,

Когда представлен Александре,
Наперекор какой-то Сандре
Я приглашен был на обед:
В столице был введен я в свет…

Теперь же что меня вокруг?
Сугробы, милый друг.

Был шумный бал, горели ярко свечи,
Кружились пары по паркетному полу.
В мазурке ритмах, вальса ль в нежных звуках,
С тобой направились к накрытому столу.

Я и не знал то, как ты хороша,
Но взяв бокал, ты вся затрепетала.
Прелестна, нежна, девственна краса,
Ты по глоточку из бокала отпивала.

Вдруг закружилось разом все вокруг —
Ты зал наполнила своим благоуханьем,
Как роза пышная в кругу своих подруг.
Своей улыбкой ты дарила мне признанье.

Нет слов, чтобы про это чудо рассказать.
Попробую, но Господи помилуй —
Прости, что не смогу я описать
Всей прелести своей подруги милой.

Ее глаза, как пара черносливов,
Изгиб тугого лука ее бровь.
И волосы длинны и так красивы,
А грудь ее всегда волнует кровь.

Ее походка грациозней лани,
И гибкий стан, как стройный виноград.
Клянусь, что быть в объятьях этих дланей,
Любой из вас на моем месте был бы рад.

Затих вдали веселый танец звонкий.
Пред нами сад, стеною огражден.
Вдыхал я страстно аромат твой тонкий
И наконец, я был вознагражден…

Мы не противились судьбе —
Зачем терять напрасно силы?..
Рассвет застал нас в том саду:
Меня в объятиях с любимой…

А после были марши, роты.
Кляня весь мир, и свет, и день,
Я не вылазил из пехоты,
А над страной сгущалась тень.

И точно: демоны шальные,
Ломая храмов купола,
В наш мир с проклятием вломились,
Раздевши Веру догола.

Были балы, горели свечи,
Кружились пары по паркетному полу…
Осталось все в военном лихолетье,
Где Веру, Родину предали топору.

Я попросил цыганку погадать
О том, что было, будет и что сбудется.
Я попросил ее мне рассказать
О том, о чем не скоро позабудется.

И вот мелькают карты на столе,
И что-то шепчет смуглая красавица.
Я вижу – заметался свет в окне,
Знать: встречусь с той, что больше жизни нравится.

Гадалка мне сказала: «Подожди:
Тебе дорога тут выходит дальняя.
Ты видишь: ждут тревоги и дожди.
И слава ждет тебя, увы, опальная».

Сказал тогда цыганке: «Я не верю:
Такого быть не может никогда.
Быть может, в скором времени проверю:
Что ждет меня, что будет и когда».

И, бросив ей какую-то монетку,
Пошел туда, где плещется фонтан.
Нагнув, ее чтоб было видно, ветку,
Я думал: «За тебя я жизнь отдам»…

Кругом грохочет бой, я не последний —
Одним из первых в линии штыков.
Нас было мало в том бою последнем,
Но, умирая, били мы своих врагов…

Лежим мы тихо, все утихли стоны
И на лицо ложится белый снег.
А на земле под белым-белым небом
Со мною рядом умирает человек…

Остался жив. Погон с плеча сорвало пулей,
И грудь моя порублена клинком.
Мой белоснежный офицерский китель,
И честь, и жизнь свою я защищал штыком.

Последний вздох мой друг издал,
Замолк, и вот его не стало.
Нащупал руку: пульс пропал,
И сердце биться перестало.

Уже я видел, как в тумане
Все то, что было вкруг меня:
Разрывов вспышки виделись огнями,
Едва-едва я различал коня…

Очнувшись, я опешил. Изумленно
Смотрел на окружающих людей.
Какой-то голос лился монотонно.
Я находился в полной власти у врачей.

Меня зашили, подлатали и подняли
На ноги – я увидел белый свет.
Сестра меня под руку поддержала.
Я выжил. Но теперь уж сколько лет

Живу вдали от Родины желанной.
Вдали от дома, от родных берез.
Я в старом Йорке – в Англии туманной.
Болею Родиной, обидно мне до слез,

Что русский человек по крови и от плоти
Россия, я – твой сын, скитаюсь и далек.
И то, что никогда отеческого дома
Переступить я не смогу порог.

Товарищ мой, юнец безусый
На землю тяжело упал.
Он твердо верил в начертанье
Судьбы. И вот тот час настал.

К чему, скажите, те страданья,
Что этот мальчик перенес?
Он, побелевшими губами,
Одно лишь слово произнес…

Нас белым снегом заметало,
Шинели пробирал мороз.
Старуха-вьюга лютовала.
Мой юный подпоручик мерз.

Крепился он, что было силы.
Старался быть сильней, смелей
«Во имя матушки – России.
Во имя Родины своей».