Инга Соборова - Поэтическая философия. Сборник стихов

Собрались двое мудрецов,
В молчании вопросы обсудить.
И диалог возник таков.
И стали молча говорить.

Молчали об одном, и о другом,
Потом, и о молчании молчали.
Молчали долго, а потом,
В молчании о третьем вспоминали.

А третий – очень скуп молчать.
Он не пришёл молчать втроём.
В закрытой комнате опять,
Молчать остался о своём.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Родился гвоздь в сталепрокатном,
Средь тысячи таких же как и он гвоздей.
Мечтал о будущем приятном,
И в нетерпении не спал ночей.
Все варианты рассмотрев,
Он в стену долго не входил,
Предназначение своё пересмотрев,
Судьбу ВЕЛИКОГО ГВОЗДЯ определил.

В конце концов он стал опорой,
Меж балкой и несущею стеной,
Но надоело ему это скоро,
Он не хотел в упряжке быть такой.

Он был морально не устойчив,
С конструкцией в конфликте пребывал,
В стремлении шататься был настойчив,
И этим спровоцировал обвал.

Сирены толпы и смятенье,
Он счел признанием своих побед,
Служеньем своему предназначенью.
В истории сумел оставить след.

У моря, слушая прибой,
Он в праве уж в песке валяться.
Заслужен отдых и покой.
Лежать и гордо окисляться.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

С тех пор не мало лет минуло,
И молотка не слыша стук,
Заговорил, отпав от стула,
Гвоздя седого гордый внук:

«Мы все прошли огонь и воду,
В закалке нашей нет сомненья!»
Вещал стальному он народу:
«Мы все найдём предназначение!

Наш предок-правдолюбец и бунтарь,
Наследие нам ржавое оставил,
Для нас он и икона, и алтарь,
Он свод законов и житейских правил.

Мы можем всё, что захотим,
И гвоздь-малыш достоин восхищения,
Когда мы в стуле, в дереве сидим,
Внезапно вылезти через сиденье.»

Сверкая сталью аплодировали стоя,
О подвигах мечтали тоже,
Предназначение осмыслив не простое,
Все гвозди, как один похожи.

Планы на утро, планы на вечер.
Планы на завтра, и на вчера.
Планы фиксирует мудрый диспетчер,
Не выпуская из пальцев пера.

Планы меняются и пропадают.
Время течёт, уходя в бесконечность.
Люди о планах, как будто всё знают.
Может обсудим планы на вечность?

Я узнаю вас по повадкам,
И по орнаменту на коже.
И кольцам годовым, и складкам.
И образам, что с вами схожи.

И прочность и текстуру изучая,
Исследуя на проводимость света,
В искусственные среды помещая,
Я предлагаю то, и это.

Между мной и тобой вино,
И пока не откупорено,
Полной близости нашей окно,
Будто портьерой зашторено.

Вот разлито оно и выпито,
Словно ударом цунами в окно,
Штора сорвана, стекло выбито.
Очень крепкое это вино.

Я не люблю, когда вас нет.
Трансляций волн не уловить,
Закрытый доступ в ваш инет.
Присутствия не ощутить.

Вас нет, покой и тишина.
Вы между сном и сном висите.
Из небытия стоит стена.
Приёмник выключен, вы спите.

Не клянитесь в верности, графиня.
Вы и себе, пожалуй, не верны.
В прикосновениях печаль застынет.
И в струйке дыма растворятся сны.

Пусть вам сопутствует удача.
Я вас по-прежнему люблю.
И пусть всё так, и не иначе.
Возможно, что вас нет. Я сплю.

Разрушенный завод,
Чернеют дыры окон,
Там где-то снайпер ждёт,
С винтовкой одиноко.

Живет воспоминаниями,
В заброшенных руинах,
В завалах между зданьями.
Давно уже в сединах.

Мишень живая близится,
Короткий выстрел. Точка.
Не хочет ни с кем видеться,
Снайпер одиночка.

В прицеле двор широкий.
Он на моём пути.
Снайпер одинокий,
Позволил мне пройти.

Тот сук, где мы сидим, тихонько рубим.
И Пушкина, звучит теперь не так стихотворение:
Чем меньше женщину мы любим,
То тем скорее нам укажут направление.

P. S.
Сие, подслушано в пивной,
Но, право же, совсем не мной.

Камни всегда живые,
Не против поговорить,
Маленькие и большие,
Хочется их любить.

Какие-то чтоб любоваться,
Алмазом, бриллиантом, сапфиром,
На кладбище красоваться,
Гранит – «Упокоится с миром»

Редко бывают весёлые,
Бывают внутри пустые,
Или же просто голые,
Грозные и большие.
Могут вовлечь в споры,
Заставить за них воевать,
Могут позвать в горы,
Карабкаться и умирать.

Отвесные скалы зовут к себе,
Тропу проложить над пропастью,
Не смотрят прямо в глаза тебе,
Влекут своей мнимой кротостью.

Есть камни вводят в размышления,
Для них построен «Сад камней».
Они диктуют к себе отношение.
Ты камень в центре ладони согрей.

Расколдуй себя, милая, заново.
С полуночным своим отражением
Повторяй еле слышно заговор.
До и после огня извержения.

Заглушит ангел пение стонами.
Люцифера слеза выжжет зарево.
Зеркала занавесив иконами,
Зазеркальное стелется марево.

На берегу, в густой листве,
Наживку взяв и хлеба крошки,
Расположилась на траве,
Пришедшая рыбачить кошка.

Держала удочку, не сеть,
Ей некуда спешить,
Не для того, чтобы поесть,
А чтоб поговорить.

Карась, плотва – ни то, ни сё,
Ловилась мелкая рыбёшка,
Приманкою прикрыв цевьё,
Тут сома вытащила кошка.

«Красивая рыбка, так хороша,» —
Любуясь прищурила глазки,
И стала она ему не спеша,
Рассказывать кошкины сказки.

И без воды, открывши рот,
Сом начал внешний вид терять.
Решила кошечка: «Ну вот,
Наверное, устал лежать.

Или замёрз на берегу,
В тени больших ветвей?
А может царапины на боку,
Что от моих когтей?»
Сом изогнулся на траве,
Хвостом удар, вниз скатился,
Ещё секунда -он в реке,
И быстро под водою скрылся.