Дмитрий Комаров - Из одних бумаг

небо в сеточку из ветвей,
сбросивших листья. а мы в начале
новой истории, где полей
не достигают мосты из стали.

и в связи с этим по нам дожди
частые, чистые барабанят.
тоже устали они, поди.
мука со смыслами и словами.

комьями грязи грехи с сапог
струйки смывают. мы будем лучше.
нас наконец-то увидел бог.
неординарных. больных. заблудших.

черновики. а звучали как!
дело закрыто. дела такие.
небо с вуалью – наверняка.
мы превращаемся в прописные.

рукопись, поднятая с земли.
нас редактируют сами звезды.
мы и не знали, что мы могли.
знали дожди. и пронзали воздух.

в чае есть что-то английское,
в чае, который вы любите,
я – тоже. следите за мыслями –
они превращаются в кубики.
на блюдцах кусочками сахара.
минуты. не тают. забытые.
и теплое нежно-двоякое
сквозь пальцы немного размытое
прибоем рисованным. только ли?
а вдруг – еще парусным трепетом.
картина ведь ваша? негорькими
глотками сольется со щебетом
пернатых с причального берега,
где мизерен шанс снова свидеться.
в картине есть что-то от Рериха,
в вас – добрая честность провидицы.

за шторами – дивный лес
и ягодная страна,
безоблачная она
и боли, и страха без.

пойдем проживем час,
который отвел бог
на хлеб и густой сок,
на музыку и нас.

за шторами – ты, я
сквозь струи травы вброд,
а солнце росу пьет
и жжется, смеясь.

я настоящая – в красоте
зеленых улиц моей Рязани.
ее дворовое – не везде,
но то, что вечно, в моем дыханьи;
но то, что светится, серебрит,
когда свой пост оставляет месяц,
и строгой выправки фонари,
и утонченность небесных лестниц.
мои духи – нежно-сладкий май,
когда все – первое, все – в бутонах,
когда на памяти был трамвай,
звонком будивший мою влюбленность.
я настоящая – что сейчас,
что в сновидениях о прошедшем.
мой теплый город, как тот рассказ,
в деталях капельку сумасшедший.
к плечу малюсенький парашют
прижмется. мой одуванчик – лучший.
меня нет подлиннее, чем тут,
щекой к щеке дорогого плюша.
а бог пусть дальше вращает мир –
я все приемлю, коль то от бога.
на крае блюдца лежит зефир,
и точно так же лежит дорога.
под белокурость подобран день;
ночь, утро, вечер – само собою.
под шелест платья – на шаг ступень,
под ощущение винтовое.
я настоящая – вся в мечтах
о свежеветреной неге парков,
и я – написана на устах,
и я – ценнейшая из подарков.

одной маленькой девочке бог придавал цвета,
и, склоняясь над снимками, та не могла смириться
с черно-белыми точками на безупречных лицах –
артефактами пленок, с которых текла вода.

безупречного вкуса она, человек-любовь.
с каждым фото стройнее, изящнее, птица-лебедь.
и светало на сердце ее, и светлело в небе,
когда в крошечном зеркальце таяли тени снов.

кадры стали уютнее. бог улыбнулся ей,
этой маленькой девочке, что узнается в счастье,
и решил про себя, раз подобное в его власти,
он не в праве не сделать ее мир еще цветней.

и ты стоишь на снимке черно-белом,
и взгляд не в зал, а в сторону окна
в цветной рассказ о том, как птица пела
и ты была до счастья влюблена.
был райским сад, оставшийся узором.
нежнеет ткань по линиям судьбы.
ладонный май сквозь золото пробора.
осенний свет под вешним голубым.
и ты добро во всей его палитре.
вполоборота к солнцу. посмотри.
наш грубый мир, разобранный на титры,
застыл, но ты, прошу, но ты не говори
с его лукавством сумеречной зоны,
раскосый дождь и пепел обходя,
стой ближе к тем неписаным законам,
что не боятся пепла и дождя.
красивая – ни автора, ни роли –
на черно-белом снимке у окна.
храни тебя цветущий сад от боли
на всем пути реальности и сна.