Алёна Иванова - Слово-амулет

День умолкает, глаза гасит ясные.
Сумрак сонливый крадётся, мертвит.
Там, где сгущается мнимо всевластная
Тьма нелюдимая, тишь безучастная,
Музыка сердце живит.

Музыка Ночи – живая симфония —
Стелется шлейфом дрожащих свечей.
Ныне искусство вершится в гармонии.
Ночь призвала на свою церемонию
Россыпи нот и ключей.

Музыка тайны блистательной Оперы.
Искры из жезла, огни на воде.
Кто, вопреки прагматичным и чопорным,
Из бутафории создал утопию,
Звёзды зажжёт в пустоте!

Музыка боли забвенного гения.
Мрак её сделал светлее наш мир.
Муза творца в легендарном творении.
Неистощимый исток вдохновения,
Сцены и зала кумир.

Музыка страсти ужасного Призрака.
Яд в отраженье, мечты в зеркалах.
В стоне бессилья возможно ль хоть изредка
Не уловить сокровенного призвука?
Чуткость мудрее, чем страх.

Музыка сердца скорбящего Ангела,
Лирой небесной ты в гроте царишь
И украшаешь тончайшей огранкою
Голос любви. Ярким пламенем факела
В нём воплотился Париж.

Музыка Ночи поведает вечности
Тайну Прекрасного и Красоты.
Автор исчез, но призыв к человечности,
Гимн и влюблённым, и ждущим сердечности
Будет звучать с высоты.

Обнимаю тёплый конверт
Нежно-нежно, словно младенца.
На бумаге белей полотенца
Проступают линии черт.

Безмятежно дышит пунктир,
Тихо дремлют буквы и строки.
Будут люди добры иль жестоки?
Как их примет мыслящий мир?

Двести десять граммов. Квиток.
Пропустило сердце два такта.
Бандероль. Получатель – редактор.
Застревает в горле глоток.

Беспокойно в мыслях опять
Проверяю рукопись. Помню
Каждый лист, каждый знак. Может, скромно
Отступиться? Нет, ни на пядь!

Мой ребёнок, опыт и труд.
Неужели, взяв из конверта,
Не оценят его, лишь повертят
И бесстрастно в пыль разотрут?

Травит душу плен паутин
Тех видений, сном отягчённых…
Душу в граммах измерил учёный
И заверил: двадцать один.

Что же, правда – там, в облаках.
Всё возможно разве исчислить?
Вес имеют ли чувства и мысли?
Неизвестно. Только в руках

Двести десять граммов любви,
Размышлений, грусти, надежды.
Да прошествуют мимо невежды!
Мой малютка, ну же, живи!

Так неотступно юный майский дождь
В ночные окна до утра стучится!
На сердце поднебесья он похож,
Что, разбиваясь, вниз бесстрашно мчится.

И я с мятежным ливнем в унисон
Зову, собрав все силы воедино,
Тебя, мой невозможный лучший сон.
Не верю, что судьба непобедима!

Лечу, сметая грусть, сомненье, страх,
Неистово доверчивой стихией —
Румянец лишь пылает на щеках,
Да в небе блещут отсверки сухие.

И – вдребезги! Любовь, ты рядом… Но
Так прочен лёд прозрачный и неталый:
Закрыто неприступное окно,
Ты сладко спишь под снежным покрывалом…

Последний шанс на взгляд, на жизнь!.. И в крик
Сливаются пронзительные струи…
Дробят их стёкла в брызги – и твой лик
Всё гуще осыпают поцелуи.

«Любовь моя!..» Бушует вешний шквал
Неразделённой нежности в бездонных
Глубинах сердца. Как он страстно звал,
Терзая капель сбитые ладони!..

Отчаянно влюблённый майский дождь
В окно ночное до утра стучался…
Но ты не слышал стон, не ведал дрожь
И грёзой в безмятежность облачался.

Приникло солнце ласково к земле,
На миг потупив луч свой ясноглазый:
Осколки слёз на тающем стекле
Сияли, словно влажные алмазы.

Тебя согрел умытый светлый мир
И пробудил от зябкого забвенья.
Ты улыбнулся… Будто сувенир,
Хранило эхо ливня вдохновенье.

Дар губ твоих – не поцелуй мечты,
А лишь улыбка – дуновенье ветра.
Мелеет лужа, в отраженье – ты.
Но ветер счастья стоил этой жертвы.

Откликнись! Хочу посвятить я тебе
Уютную самую осень.
Прольётся по капельке нам в сентябре
В ладони небесная просинь.
Объятий моих золотых теплоту
И тёплое золото солнца
Укутают мягкий туман поутру
И воздух душистый с морозцем.

Приникни ко мне и спокойно усни
Под стоны полночного ветра.
О, благо и боль! Разрешили они
Нам вместе дожить до рассвета.
Не слушай отчаянный шёпот листвы
Стеснившихся робко соседей.
Напрасно страшат их осенние сны:
Мы в вечном останемся лете.

Молю, не гляди: там, внизу, ещё нет
Железного жёлтого зверя.
Какой в высоте изумрудный рассвет!
И солнце плывёт в колыбели…
Не дам подступить им к тебе, не пущу.
Пусть свалят меня – исполина!
От гроз и людей я тебя защищу.
Не бойся, моя тополина!

Ты помнишь, подобно земным облакам,
Клубилась июньская вьюга?
Пушинка-дитя, ты всё так же легка.
Зачем же дрожать от испуга?
Свободны от крепких корней, словно пух,
Мы будем, незримые, вместе.
Падут лишь стволы; но воспрянет их дух,
И мы воспарим – в поднебесье.

А там белоснежный расстелется плащ
И землю утешит, остудит…
Моя золотая царевна, не плачь!
Я рядом. А там – будь что будет…

Вдохновенно февраль рисовал
На стекле свою музу-метель,
И случайно тебя я назвал
Изабель.

Вьюжный зов ли навеял на ум
Это имя нездешних земель?
Дух забвенья качал смутных дум
Колыбель…

За позёмкою звёздных светил,
Может, был я простой менестрель
И до смерти принцессу любил
Изабель?

Где слезами её я развёл
На холсте наших грёз акварель,
Рядом с нежностью розы расцвёл
Иммортель.

…В хрупкой вазе – нетленный букет,
Как зарница сквозь сонный тоннель,
И струится в сознании след
Изабель…