Николай Агнивцев - Блистательный Санкт-Петербург

Майор! Майор! Но где майор же?
Майор воюет на войне!
Что может быть на свете горше
Судьбы скучающей майорши
На Петербургской стороне?
Майор! Майор! Но где майор же?
Майор — воюет на войне.

Но вот, коллежский регистратор
Встал перед нею "a genoux"
И, сделав под окном сперва тур,
В любви пылая, как экватор,
Прельстил майорову жену
Коллежской этот регистратор
Пред нею вставши "a genoux".

Что ж? Кроме всяческих военных,
Есть и — гражданские чины!
И, не позоря чин военный,
Мы беспристрастно совершенно
Отметить все же тут должны,
Что, кроме всяческих военных,
Есть и гражданские чины!

— "Мой Бог, вот скука!.. Даже странно,
Какая серая судьба:
Все тот же завтрак у "Контана",
Все тот же ужин у "Кюба"!..

И каждой ночью, час от часа,
В "Крестовском," в "Буффе," у "Родэ"
Одни и те же ананасы,
Одни те же декольте!..

В балете же тоска такая,
Что хоть святых вон выноси! ..
Все та-же Павлова 2-ая,
Et voila! Et voici!..

Цыгане воют, как гиены,
И пьют, как 32 быка!..
В Английском клубе — неизменно —
Тоска и бридж! Бридж и тоска!..

И, вообще, нелепо-странно
Жить в этом худшем из веков,
Когда, представьте, рестораны
Открыты лишь до трех часов!..

Едва-едва успел одеться, —
Уже, пожалте, спать пора!..
И некуда гусару дeться
Всего лишь в 5 часов утра!..

Гусар слезу крюшона вытер,
Одернул с сердцем рукава
И молвил вслух: — "Проклятый Питер!"
— "Шофер, на острова!" ...

Ах, это все чрезмерно странно,
Как Грандиссоновский роман...
И эта повесть так туманна,
Зане в то время был туман...

И некто в серой пелерине,
Большой по виду ферлакур,
Промолвил даме в кринолине
Многозначительно: "Bonjour."

И долго там в тумане некто
С ней целовался неспроста
От Вознесенского проспекта
До Поцелуева моста.

Но кто ж она-то?.. Как ни странно,
Без лиц ведется сей роман!..
Ах, эта повесть так туманна,
Зане в то время был туман...

И некто в черной пелерине,
Столкнувшись с ними, очень хмур,
Промолвил даме в кринолине
Многозначительно: "Bonjour".

И долго там в тумане некто
Бранился с нею неспроста
От Поцелуева моста,
До Вознесенского проспекта...

"Кюба!" "Контан!" "Медведь!" "Донон!"
Чьи имена в шампанской пене
Взлетели в Невский небосклон
В своем сверкающем сплетеньи!..

Ужель им больше не звенеть?!..
Ужель не вспенят, как бывало,
"Кюба", "Контан", "Донон", "Медведь"
Свои разбитые бокалы ?!..

Пусть филистерская толпа
Пожмет плечами возмущенно —
Нет Петербурга без "Кюба!"
Нет Петербурга без "Донона"...

Как бьется сердце! И в печали,
На миг былое возвратив,
Передо мной взлетают дали
Санкт-Петербургских перспектив!

И, перерезавши кварталы,
Всплывают вдруг из темноты
Санкт-Петербургские каналы,
Санкт-Петербургские мосты!

И, опершись на колоннады,
Встают незыблемой чредой
Дворцов гранитные громады
Над потемневшею Невой!..

Звенят проспекты и бульвары,
И в бесконечности ночей
На влажных плитах тротуара
Дробится отсвет фонарей...

Пусть апельсинные аллеи
Лучистым золотом горят,
Мне петербургский дождь милее,
Чем солнце тысячи Гренад! . .

Пусть клонит голову все ниже,
Но ни друзьям и ни врагам
За все Нью-Йорки и Парижи
Одной березки не отдам!

Что мне Париж, раз он не русский?!
Ах, для меня под дождь и град,
На каждой тумбе петербургской
Цветет шампанский виноград!..

И, застилая все живое,
Туманом Невским перевит,
Санкт-Петербург передо мною
Гранитным призраком стоит!..

В Константинополе у турка
Валялся, порван и загажен,
"План города С.-Петербурга"
("В квадратном дюйме — 300 сажень...")

И вздрогнули воспоминанья,
И замер шаг, и взор мой влажен...
В моей тоске, как и на плане:
— "В квадратном дюйме — 300 сажен!..

Букет от "Эйлерса!"... Вы слышите мотив
Двух этих слов, увы, так отзвеневших скоро?..
Букет от "Эйлерса," — того, что супротив
Многоколонного Казанского собора!..

И помню я: еще совсем не так давно, —
Ты помнишь, мой букет? — как в белом-белом зале
На тумбочке резной у стараго панно
Стоял ты в хрустале на Крюковом канале?

Сверкала на окне узоров льдистых вязь,
Звенел гул санного искрящегося бега,
И падал весело декабрьский снег, кружась!
Букет от "Эйлерса" ведь не боялся снега!..

Но в три дня над Невой столетье пронеслось!
Теперь не до цветов! И от всего букета,
Как срезанная прядь от дорогих волос,
Остался лишь цветок засушенный вот этот!..

Букет от "Эйлерса" давно уже засох!..
И для меня теперь в рыдающем изгнаньи
В засушенном цветке дрожит последний вздох
Санкт-петербургских дней, растаявших в тумане!

Букет от "Эйлерса!" Вы слышите мотив
Двух этих слов, увы, так отзвеневших скоро ?..
Букет от "Эйлерса," — того, что супротив
Многоколонного Казанского Собора...

В Париж! В Париж! Как странно-сладко
Ты, сердце, в этот миг стучишь!..
Прощайте, невские туманы,
Нева и Петр! — В Париж! В Париж!

Там — дым вceмиpногo угара,
Rue de la Paix, Grande Opera,
Вином залитые бульвары
И — карнавалы до утра !

Париж — любовная химера!
Все пало пред тобой уже!
Париж Бальзака и Бодлера,
Париж Дюма и Беранже!

Париж кокоток и абсента,
Париж застывших Луврских ниш,
Париж Коммуны и Конвента
И — всех Людовиков Париж !

Париж бурлящаго Монмартра,
Париж Верленовских стихов,
Париж штандартов Бонапарта,
Париж семнадцати веков !

И тянет, в страсти неустанной,
К тебе весь мир уста свои,
Париж Гюи-де-Мопассана,
Париж смеющейся любви!

И я везу туда немало
Добра в фамильных сундуках:
И слитки золота с Урала,
И перстни в дедовских камнях!

Пускай Париж там подивится,
Своих франтих расшевеля,
На чернобурую лисицу,
На горностай и соболя!

Но еду все ж с тоской в душе я.
Дороже мне поклажи всей
Вот эта ладанка на шeе,
В ней горсть родной земли моей!