Роберт Льюис Стивенсон - Песня Рахеро и другие баллады
- Название:Песня Рахеро и другие баллады
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:2021
- Город:Москва
- ISBN:978-5-907446-25-0
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Роберт Льюис Стивенсон - Песня Рахеро и другие баллады краткое содержание
Удивительно, но две заглавные баллады сборника и самые большие из них, «Песня Рахеро» и «Пир голода», до сих пор не издавались на русском языке. В этой книге читатель может познакомиться с полным переводом этого сборника Стивенсона, а также почерпнуть много дополнительных сведений об историях, рассказанных в нём, от переводчика Кьяры Варотари.
Песня Рахеро и другие баллады - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
<8> «Омаре». Произносится дактилически [34] Дактилически – то есть с ударением на первый слог.
. Утяжелённая булава – один из двух любимых видов оружия таитянских храбрецов; дротик или метательное копьё – был другим.
<9> «Ленты света». Всё ещё наблюдаются (и слышатся) на Таити их кружения от одного мараэ [35] Мараэ – священное место в дохристианской полинезийской культуре, синоним храма или капища. Разные мараэ были обустроены по-разному: иногда это была просто прямоугольная расчищенная от растений площадка, иногда она «огораживалась» по углам и периметру каменными столбами, небольшими стенами и изваяниями богов, чаще на площадке возводились строения для сакральных собраний и служб, эти строения могли быть разных размеров и строиться из разных материалов. Самые «великие» мараэ могли похвастать сооружёнными из камней пирамидами, в которых хранились многовековые плоды жертвоприношений.
к другому; или я наблюдал их как свидетельства того, что повеселит Психическое общество [36] Психическое общество – здесь это профессиональная организация психиатров Великобритании.
.
<10> «Намуну-ура». Полное название – Намуну-ура тэ аропа (Namunu-ura te aropa). Я не могу понять, почему это следует произносить дактиллически (как «нAмуну»), но я так слышал это всегда. Этот клан находился сразу за Тева, которые занимали южные побережья острова. На момент повествования клановая организация должна была быть очень слабой. Нет особого упоминания о том, что мать Таматеа посещала селение Папара, главного вождя ее собственного клана, что могло бы показаться естественным выходом для неё. С другой стороны, она, кажется, посетила различных меньших вождей среди кланов Тева, и те отказали ей исключительно из-за опасности предприятия. Таким образом, проведенное здесь кардинальное различие между Натева и Намуну-ура не является анахроничным.
<11> «Король Хиопа». На самом деле, Хиопа – было имя короля (вождя) Вайау; но я так и не смог выучить имя короля из Паэа, которое произносится, рифмуясь на индийский манер: «-ая», – поэтому я задействовал это имя там, где оно было наиболее необходимо. Это замечание, должно быть, покажется абсолютно бестолковым для читателей, которые никогда не слышали ни об одном из этих двух достойных мужей; и, возможно, есть только один человек в мире, способный прочитать мои стихи и сразу заметить неточность. Для него, для мистера Тати Салмона, потомственного верховного вождя Тева [37] Мистер Тати Салмон и его сестра – королева Марау Таароа из Папары, наряду с их старшей сестрой Моэтиа (которую Стивенсон называл не иначе как «принцесса Моэ» и которой, возможно, обязан был продлением своей жизни) и вождём Ори-а-Ори из Таутиры составляли круг близких друзей Стивенсона на Таити, от которых он и получал большинство сведений о таитянских легендах. Историю семьи Салмонов вы можете узнать, прочитав мой очерк во второй части этой книги.
, исключительно и написано это замечание как небольшое почтение от члена клана своему вождю [38] Пройдя через церемонию «уз дружбы» с Ори-а-Ори и приняв имя Тери-и-Тера, Стивенсон стал считать себя членом племени Тева. Главой Тева в то время была королева Марау Таароа. Она поддержала Стивенсона в этом желании и приняла его в Тева. В этом примечании Стивенсон ещё раз обращает внимание на этот факт.
.
<12> «Объявим свиней тапу». Невозможно объяснить тапу в примечании; у нас это обозначает английское слово «табу». Достаточно сказать, что к объявленной тапу вещи нельзя прикасаться, а такое место нельзя посещать.
<13> «Рыба – объедение». На таитянском языке есть специальное слово, означающее желание поесть рыбы. Могу заметить, что в этом месте – одна из моих главных трудностей по поводу всей истории. Как король, простые люди, женщины и вообще все собрались вместе на этот пир? Но это никого из моих многочисленных источников не беспокоило; так что этому определённо должно быть какое-то естественное объяснение.
<14> «Слова для сбора клана».
Teva te ua,
Teva te matai!
Тева – ветер,
Тева – дождь! [39] Так у Стивенсона, но на самом деле клич звучит наоборот, т. к. по-таитянски «ua» – «дождь», а «matai» – «ветер».
<15> и <16> «Звезда мертвецов» – Венера как утренняя звезда. Я собрал много любопытных свидетельств этого верования. Мёртвые сохраняют свой вкус к рыбной диете, вступают в партнёрские отношения с живыми рыбаками и часто посещают рифы и лагуну. К выводу, приписываемому безымянной даме из легенды, и сегодня при аналогичных обстоятельствах пришли бы девяносто процентов полинезийцев; причём здесь я, наверное, занижаю свою оценку на одну десятую.

Пир голода: Маркизские обычаи [40] «THE FEAST OF FAMINE: MARQUESAN MANNERS.» Написана в 1888 году. Издана впервые в 1890 году в сборнике «Баллады». В названии Стивенсон перефразирует английскую пословицу «either feast or famine» (дословно «то пир, то голод»), что наиболее близко передаётся по-русски как «то густо, то пусто». Маркизские острова – архипелаг в Тихом океане, часть современной Французской Полинезии, одно из наиболее удалённых от всех континентов и труднодоступных мест на Земле.
I. Бдение жреца
Во племени владеньях ни рыбки, ни плода,
И яма для попоя стоит пустым пуста. <1>
И кланы, те, что слева и справа что стоят,
Дубины навощили, кинжалы их блестят.
Они их взяли в чащу, где темень даже днём,
И залегли в засаде, – глаза горят огнём.
И часто песня утра, хоть звёзд стоит покров,
И дым печей несётся из логова врагов.
Ведь часто те, что любят и ждут домой сердца,
Не встретят уже к ночи с охоты молодца.
Тогда болеть их детям, и жёнам угасать,
И рук могучих воинов войне уж не познать.
И стихли барабаны, и плясок нету босых,
И на жреца все взоры при встрече стали косы.
Тот жрец был уж немолод, его глаза красны <2>
И не боялись мёртвых и призраков из тьмы.
Он знал все песни, даты, что было и когда,
И на груди (ценою в вождя дом) борода.
Он жил в высоком доме над рокотом прибоя,
Где на террасе тики хранили дверь собою. <3>
Внутри были богатства, – он хорошо служил, –
Как раковину, дом тот прибоя шум полнил.
Народ без его знака неделями страдал,
Но вот он – на террасе. Сел и к богам воззвал.
И так, присев средь тики на пол вощёный там,
Как попугай, он вперил взгляд красный в океан.
На гору жёлтой серой уже скакал рассвет:
Из-за морских пределов шёл утра самоцвет,
Из-за морских пределов уж отсвет солнца звал,
Но в глубине долины ещё день не настал,
Когда древесный сумрак стал голубеть зарёй,
И племя, уж проснувшись, пошло омыть лик свой,
Пошла молва в округе, звук шёпотом начав,
Надеждой грудь сжимая и страхом застучав:
«Жрец с нами не поднялся, – закрыта его дверь!
Он назовёт нам жертвы, поможет нам теперь».
Интервал:
Закладка: