Юрий В. Выборнов - В родном глаголе

Немало печали несут времена,
их поступь сурова и тяжела,
но всё ещё бьются родные сердца,
искренне любят тоску прочь гоня.

Искренне любят, веруют, ждут,
питают надежду, уют создают,
мечтают, витают, не устают,
хоть вороньём годы всё же клюют.

Но не отрекутся, не продадут,
не отвернутся и не сбегут,
себя коли надо подставят под кнут
стойко удары судьбы все снесут.

Стойко снесут и гордо пройдут
отмеренный им временем путь,
не сгинут в дороге, не пропадут
в затхлую хмарь и кромешную жуть.

Немало печали несут времена,
их поступь сурова и тяжела,
но всё ещё бьются родные сердца,
искренне любят тоску прочь гоня.

Слеза остудит огонь глаз,
угасит искорки души,
добавит серости в пейзаж,
похитит солнечные дни,
затмит светило, чистый свет,
сиянье звёзд и красоту,
сокроет на вопрос ответ,
вопрос извечный: «Почему?»

Вопрос извечный и больной,
давно живущий на Земле,
короткий, но весьма простой,
знакомый ей, тебе и мне.
Знакомый каждому из нас
не понаслышке от людей,
жизнь изменяющий на раз
с уходом близких и друзей.
С уходом близких, дорогих,
родных, любимых и детей,
как старых, так и молодых
в расцвете сил, во свете дней.
«В расцвете сил, но почему?»
досель неведом всё ж ответ,
не стыдно проронить слезу
и мир окрасить в серый цвет.

Слеза остудит огонь глаз,
угасит искорки души,
добавит серости в пейзаж,
похитит солнечные дни.
затмит светило, чистый свет,
сиянье звёзд и красоту,
сокроет на вопрос ответ,
вопрос извечный: «Почему?»

От чего же жгучая мука,
неуёмная боль и тоска
всё чаще терзает мне душу,
в цвет траура красит глаза.

От чего же сам я не знаю,
нет догадок совсем у меня,
но надежду всё ж не теряю
эту тайну открыть для себя.

Эту тайну открыть, отведать,
даже если будет горька,
возможно, что-либо сделать
дабы муку облегчить слегка.

Дабы боль и тоска стеснялись,
настырно мне в душу лезть,
а счастье и радость пытались
сказать, что и им место есть.

От чего же жгучая мука,
неуёмная боль и тоска
всё чаще терзает мне душу,
в цвет траура красит глаза.

Узник жизни, узник тела,
дух в темнице заточён,
жаждет воли, жаждет неба,
жаждет ночью он и днём.

Всё взирает, зрит на волю,
всё взывает он к Отцу:
«Подари Господь свободу!
Я грехи все искуплю!

Я взываю, Боже правый!
Я с молитвою к Тебе!
Верую и уповаю
в бренном теле на земле!

В бренном теле погибаю!
В бренном теле, что в тюрьме!
В бренном теле увядаю,
не взыщи, но тесно мне!»

Узник жизни, узник тела,
дух в темнице заточён,
жаждет воли, жаждет неба,
жаждет ночью он и днём.

Как прекрасно всё же мгновение,
называем которое жизнь,
в нём радость, любовь, упоение
и мечта уносящая ввысь.

В нём всё, что дано нам свыше!
В нём все, о чём можно мечтать!
Но шёпотом молвлю потише:
«Иногда в нём дано горевать…

Горевать, страдать, убиваться
от потери близких людей,
носить траур, печаль, удаляться
от счастливых и солнечных дней.

От стремлений и от желаний,
от сновидений, от грёз,
от надежд и от упований,
пустив в душу лютый мороз».

Но как прекрасно всё же мгновение,
называем которое жизнь,
в нём радость, любовь, упоение
и мечта уносящая ввысь.

Не тот мне друг, кто мёдом мажет,
а тот, кто правду всю расскажет,
у лжи ведь ноги коротки
нам вместе с ней не по пути.
Не по пути, не по соседству,
взашей плутовку прямо в дверцу,
чтоб неповадно было вновь
захаживать на мой порог.

Не та мила мне, ночь кто дарит,
а та, кто сердце моё ранит,
врачует душу и пленит,
да счастье бережно хранит.
За мной идёт в огонь и воду,
не отрекаясь в непогоду,
безумно любит, не юлит,
она мой свет, она магнит.
И тот, и та, и те, и эти,
есть люди разные на свете,
кого встречаем мы в пути,
кого храним в своей груди,
кого обходим за версту,
кого пускаем в дом в грозу,
но каждый должен сам решать,
кого любить и почитать.

Я волен петь, шутить, смеяться,
любить всем сердцем и мечтать,
простым сюжетам удивляться
и время алчно расточать.

Я волен жить, я волен думать,
я волен мысли излагать,
что на бумаге, что на слове,
как и язык, порой держать.

Я волен в выборе сюжета:
с кем пить, с кем есть, с кем танцевать,
но только за свободу эту
мне предстоит ответ держать.

Мне предстоит за всё ответить,
возможно, даже горевать,
но только вас прошу заметить
я волен жить и выбирать.

Отутюжьте, но не парьте
жизнь измятую мою
заберите безнадёгу
и тревогу вас прошу,
приберите скорбь, усталость,
неуёмную тоску,
чтоб душа открылась свету
и не канула во тьму.

Чтобы чинно благородно,
чтоб хотелось и моглось,
чтоб с уверенностью ясной,
а не только на авось,
чтоб со знанием, уменьем,
а не вкривь, да и ни вкось,
складно ладно жизнь сложилась
да была бы белой кость.
Отогрейте, но не лейте
яд в сердечко вы моё,
только лишь прошу, успейте,
пока бьется всё ж оно,
пока бьется и колотит,
как безумное стучит,
верит людям, верит чувствам,
но истошно уж кричит.

Чтобы чинно благородно,
чтоб хотелось и моглось,
чтоб с уверенностью ясной,
а не только на авось,
чтоб со знанием, уменьем,
а не вкривь, да и ни вкось,
чтоб сердечко бойко билось
не селилась в нём бы злость.

Отбелите, не черните
думы грешные мои,
веру в Господа верните
и простите все грехи,
коли словом или делом
я кого-то попрекнул,
коли в шаге твердом, смелом
чрез кого-то я шагнул.
Чтобы чинно благородно,
чтоб хотелось и моглось,
чтоб с уверенностью ясной,
а не только на авось,
чтоб со знанием, уменьем,
а не вкривь, да и ни вкось,
чтоб жилось миролюбиво,
места бедам не нашлось.

Слова упрёка брошены в лицо,
слова упрёка острые как жало,
их не заглушит даже и вино,
душ светлых погубившее немало…