Павел Прайс - Правильный путь к морю

что он такого делает,
он целует тебя в твои любимые места?
он знает,
какой омлет ты любишь на завтрак?
а знает ли он,
где эти точки на твоих ладонях?
мне искренне плевать,
хожу в толпе,
чувствую себя словно мне снова 16,
прижался к холодильнику на новогодней вечеринке,
поцеловал девушку со сломанной челюстью,
выпил немного пива,
пожил красиво,
умер красиво,
немного синий,
всё белое,
на улице пусто,
денег в кармане не густо,
салаты киснут,
к утру отпустит,
говорили друзья,
к утру отпустит,
а я сидел на стуле,
качался туда-сюда,
в надежде вернуться,
не отпустило,
не соскочил,
пришлось метнуться,
в магазин,
за второй бутылкой,
ударяет она по печени редко,
конечно,
но как говорится,
вполне себе метко,
на дорогах смылась разметка,
на мне дьявола метка,
засунем же ноздри в розетку,
убитые горем с утра,
подростки,
смотрю на мир,
через полиэтиленовый пакет из пятёрочки,
так резко,
так жёстко,
разбиваю глаза,
словно стеклянные лампочки,
люди мрут словно мухи,
осколки падают в мясо,
надеюсь всем всё понятно?
надеюсь всем всё ясно?
заботится ли он о тебе?
отправляет ли спать пораньше?
знает все шрамы и родинки, может?
может о местах любимых расскажет?
любит ли он тебя настолько,
что не спит ночами?
хочет ли убить себя он,
если ты не озаряешь его,
в спальне свет выключая?
всё в пятнах от кофе,
осколках зеркала,
плевках,
сигаретном пепле,
на телефоне тысяча пропущенных,
но ни одного от меня,
заметьте,
разбейте,
бутылку,
разлейте,
водку,
прямо с осколками,
плевать,
если сдохнем,
главное умрём молодыми,
умрём чистыми,
умрём влюблёнными,
умрём забытыми,
неважно,
когда или как,
насколько придётся долго ждать,
время понятие растяжимое,
слышал это от запылившейся книги на полке,
на футболке стёрто твоё имя,
только надпись «пьянеть»,
осталась такой же,
даже стала более чёткой,
улицы ты забыла,
забыла лавки,
забыла города,
тебе стало скучно невыносимо,
а я всё ещё хожу с кислой миной,
прикинь?
поехали автостопом,
в казань,
хоронить меня,
в земле-матушке,
родимой,
был любимым,
стал нелюбимым,
сторчался/запил,
умер,
конец некрасивый,
знаю,
ебаный какой-то,
согласен,
спорить не буду,
мне что-то похожее,
пробурчал вчера сосед,
зовут его,
если что,
дмитрий,
или просто дядя дима,
пока ехал в машине,
меня, кстати,
подвозила семья,
убогих дибилов,
но отец семейства,
по-любому и не думает слезать с крокодила,
сочинил песню,
текст простой,
классика,
три аккорда,
поётся что-то вроде:
«ты моё солнце,
я люблю тебя,
прошу,
не уходи,
все чувства вернутся,
всё вернётся»,
но это точно,
чертовски сладкая ложь,
выражаясь конкретнее,
ты её сделала ложью,
когда я пел тебе эту песню в автоответчик,
глубокой уральской ночью,
увидел потом тебя,
когда экстази сожрал,
обомлел конкретно,
думал,
увидел тебя снова,
точно ты,
точно ты,
увидел снова воочию,
ты разоружила свои ядерные полигоны любви,
цветы в твоих лёгких,
так и не выросли,
в моих проросли,
теперь вся грудь в пчёлах,
они меня опыляют,
награждают мёдом,
я летаю на них,
по вечерам,
если это можно назвать полётом,
чёткая картина,
в голове,
мой сад,
дачный домик,
мы с дедом в бане,
выходим,
пьём по стакану пива,
чтобы разогнать кровь,
залезаем в дом,
бабушка накладывает еды,
говорит,
чтобы печь разожгли сами,
разжигаем её,
я ложусь сырой и сытый,
в кровать,
сладко засыпаю,
ночью выхожу в туалет на улицу,
когда возвращаюсь,
времени много,
уже поздно,
бабушка стоит у двери,
не ругается,
нет,
мы говорим о звёздах,
на небе,
считаем их,
потом снова в дом,
а то мёрзнем,
просыпаюсь после этого сна,
набито тату на плече,
сгоряча его сделали,
пьяные панки,
я тогда достал бычки из железной банки,
прожёг себе губы,
шептал о каких-то перипетиях сюжета,
о пересмешниках зимы,
о том как перепил недавно,
о том как меня хотела убить мама,
потом очнулся уже в сугробе,
зима,
декабрь,
свежее солнце,
замёрз,
пеной из ванны полез из окна,
за торцом дома,
лежит клад,
особый,
ящичек мелкий,
в нём твоё фото,
снова устал от безделья,
а ты с утра на работу,
твоя жизнь,
сплошная суета,
сплошные заботы,
от таких реалистичных картин московской жизни в мегаполисах,
у меня начинаются приступы неконтролируемой рвоты,
опять кто-то умер,
опять ты фотокинотехник,
опять что-то произошло,
кто-то неудачно кинул окурок с многоэтажки,
вышел тогда первый день на улицу,
а мне уже прожгло половину солдатской фуражки,
я ничего,
нет-нет,
не грущу,
выпил спирта из дедовской фляжки,
опять ты кинооператор,
опять мы всё проебали,
напрасно,
по моей коже мурашки бегут,
по твоей равнодушие,
на душе кошки скребут,
я не знаю точно,
ебёт ли тебя твоё дело,
лучше,
чем я это делал,
или вовсе кто-то другой вовсю трахает тебя,
точно сказать не могу,
но могу сказать одно,
это точно не я.

непобедимая тишина в парке,
на грязной скамейке,
каждый сантиметр твой заставлен пластиковыми стаканчиками,
сигаретами и бутылками с шотландским сидром,
я тебя слышу,
как никогда раньше,
но могу ли я также отчётливо видеть тебя в темноте?
хотеть твоего присутствия рядом?
я не знаю,
откуда начать,
где остановить свой рассказ,
где молчать,
где говорить без прикрас,
где—то в уральских горах,
есть лес, каждую ночь,
в наших отражениях,
в запотевшем стекле,
он исчезает,
до следующего утра,
дым идёт из толстых труб,
мы выпили,
больше, чем нужно,
кто—то из нас упал без сознания,
мы оба знаем,
сон это или ложь иллюзорного времени/места,
кто—то провалился сквозь зеленейший в мире дуб,
и я знаю,
ровно через пять минут,
нам позвонят,
и тихо—тихо скажут:
«в пяти метрах от вас лежит гниющий труп»
просто хотелось быть чем—то большим,
чем ветер в волосах или снег на одинокой постели,
но мы оба знаем,
как заканчиваются мои мечты,
как озеро превращается в игру без рук,
умение выживать – особый трюк,
и с каждым годом всё сложнее его выполнять,
когда ты найдёшь меня в поле,
около старой ели,
ты должен понять,
сохранить меня глубоко внутри,
запереться на чердаке,
прошу, не надо меня отпускать,
мы оба знаем,
когда нужно закончить и когда нужно начать,
где заканчивается твой путь и где начинается мой,
ты постоянно молчишь,
но во сне ты говоришь о ком—то,
серьёзно и слёзно,
значит, ты не немой,
как бы там ни было,
я всегда рядом,
я всегда твой,
всегда за тебя и везде с тобой,
если бы ты разделся и встал посреди комнаты,
я, возможно, смог бы,
что—то доказать,
но оправдания – грех,
брешь во вселенной и плен,
до сих пор,
я не имею понятия,
откуда начать,
я простил тебя, мама,
я тебя слышу,
и хотел бы быть рядом,
но каждая строчка подходит к концу,
эта не исключение,
мне не нужен твой ответ,
священное солнце меня забирает в долины,
спину мою и душу мою волнами накрывают моря,
волосы мои засыпает лавиной,
я не знаю,
увижу ли я тебя,
когда—то ещё,
или никогда не увижу,
каждая строчка подходит к концу,
разве нет?