Шиш Брянский - В нежном мареве

И хлынут огненные струи

В мордовский дёрн, в лопарский мох.

Я жевой, жевой.

Говорю я да

Старику с головой

Из Говъна и Льда.

Сотворён был я

Из Его соплей

И теперь мне, бля,

Всё светлей, светлей.

Я крин растил в Душе,

Постигал закон

И теперь уже

Я совсем как Он.

Манной сру во сне,

Кровь из птичек пью.

Подойди ко мне,

Я тебя убью.

Передразню твой крик,

Скальп с тебя сниму

И святой мой Лик

Обращу к Нему.

Мир Мъне сказал: "Иди в Жопу!",

А Я на небо взлетел.

И Меня забыли, как Дядю Сътёпу.

Но Я этого и хотел.

Не Хуя пиздеть о том,

Чего не выговоришь Ртом.

1. Пей только йод или яд.

2. Блюй в тайный кладезь, где Ад.

3. Слушай кладбищенский грай.

4. С мёртвой Рахилью играй.

5. Печень отдай Мястнику.

6. На ночь прими мышьяку.

7. Сьпи, моя радось, засьни.

Все ль дерективы ясны?

Елдырино приволье,

Хераспольская гнуть.

На Хуевом подворье

Младенчески уснуть

И здохнуть постепенно

Сьредь богоравных Мух,

Чтоб стало невьебенно

И сьнизошол бы Дух.

Очи на миг смежив,

Сделался я плешив.

Очи открыв опять,

Я разучился срать.

Это закон Тщеты -

Если вдруг что, то ты.

Гномики спать не ложатся,

Забота у них одна -

Эту Тьверьдь, что так крутолоба, глазаста,

Изъесьть, ископать до Дна.

А когда я хочу им помочь,

Прогоняют они меня прочь,

Или пизьдят меня в самом дальном углу

И дают по Еблу.

1.

НЫНЕШНИМ

Для вас и Солнцы, блядь, не дышат!

2.

Всё пизданулося, и некому сказать

Вы мне из-за прилавков блюете прямо в Рот,

Но рудными мечами звенит подзольный фронт.

Я очи вам тупыя золой запорошу

И принесу вас в жертву Колымскому Шышу,

Морозной лавой Шаша вам рыла обольот

И будет только пламя, и будет только лёд,

И лёхкия куницы без тела и ума

Запрыгают по буквам запретнаго пиздьма.

Мне блёклый в очи сыплют уголь ульчи

Побелкой с кедровых кариатид,

И будайский идол на меня глядит

Рабочим из малярной люльки.

Я даже молиться ему не буду,

Ни большой, ни малый мне не надобен юс,

Лишь улыбнусь

Ему,

Макающему кисть в родную тьму,

Как смутному и ясельному чуду,

И градская шелапуть ослепнет и оглохнет,

И предсмертно ржавый мир задребезжит,

И в освящённом сердце сдохнет

Сифошный Жыд.

Слепой воробей

В Хуй меня больно клюнул.

Какая сука!

И Пипищенко наш,

Круассан Невпиздоныч,

И Скрежещенко ваш,

Никомах Посейдоныч —

Это гения два,

два столпа.

Они пламя раздули,

восстали из терний,

они свет над Россией

зажгли невечерний,

и насрать,

что они не в почёте у черни

просто чернь

вопиюще глупа.

1.

Линор Горалик — еврейка, блядь.

Евреев надо всех расстрелять.

2.

Полон музыки, музы и муки

Паросёнок Ефим Баренблад.

Наилучшее средство от скуки —

Это на Хуй взорвать Дедский Сад,

Чтоб ызбавить Детей от обузы,

От унылых пожизненных дел,

Чтобы Август на Шею, как лёхкия бусы,

Связку маленьких Трупов надел.

3.

Неужели не случится атомной войны?

О, пускай, пускай случится, Боженька, вонми!

Чтобы не было ни башен, ни колонн,

Чтобы наконец подохли все,

Чтобы больше в небе жолтый клоун

На гнилом не ехал колесе.

О, пускай не будет ничего!

А меня отдельно Ты ударь

Клюшкою лучистою в Чело,

Чтоб Оно бы зазвенело, словно Колокол бы Царь.

Каждый в Рожу мне

срёт и ссыт,

Я тщетою по горло сыт.

Но я верю: за скорбный Путь

Мне воздазтся

когда нибудь.

Я уставил в небо

Чмошныя глоза,

Ой, Стиксе! ой, Нево!

О, райская креза!

Ой, Китеж! Ой, Фивы!

О бледный конь в пальто!

Ой вы, Серафимы,

Дайте мне вон то!

Дайте мне жевачку

Чтобы я жевал,

Дайте кукорячку -

Я взорву Кагал,

Дайте мне пилотку -

Увенчать Главу,

Дайте, дайте лодку -

Я на Хуй уплыву.

Когда я сердце Пиросмани

Солёным языком лизал,

Семён Абрамович у Мани

Златую печень вырезал.

Сочящаяся сонцем линза

Рыгнула в небе, сьвет потух.

А я всё плакал и молился,

Чтоб сьнизошол на нас бы Дух.

О, утоли моя печали!

А я хочу, как Антиной,

Промасленными кирпичами

Дристать в лазури ледяной.

Зайдя в зелёный поездочек,

молю я вновь, чтоб ебануло гексагеном,

Чтоб улетели на Луну колёсики,

пантограф,

и до Хуя бы канонических примочек

на разхуяченныя лики

звёздный зограф

чтоб наложил,

прельстясь высоким тленом…

Помилуй мя, Божочек.

Дымза Галицкий медленно пел -

Всё про то, где какое, и что из чего,

Но законьчить он, хой! не успел,

На полноте прервали его. [2] А мне не жалко, не жалко его!

Маша Клинская, в жгучем дыму

Из Замория прянув сладимым моржём,

Обеспизьдила Душу ему

Приснопевчим пернатым Ножом.

А потом деревянной Клюкой

Разъебошила на Хуй всей Земли города,

И сверкала Душа её, хой!

Словно око в Елде у крота.

Смысла я осилил смоль,

Наломал соломьев,

Жызни я изведал боль,

Как Давид Самойлов.

Памятник поставьте мне,

Ёбаные бляди!

Но не здесь, а на Луне,

Или в Ленинграде.

Из Града медного, медового,

Зажыканного в дали грозовыя,

Низвергся тёплый сипловоз.

И Удом раскалил, словно Адам Кадмон,

Он мертвенного небосвода олово

Над Русью куньею, куда в блистаньи Рос

Он захуячен был как бы ударом кыя

Сквозь млеко жяркое врямён,

И стало невьебенно лучезарно.

К Нему слетелись наподобьи ос

Народа мымзики, Тщетой ведомого,

И говорили: "О, железнай Гыгымон,

Вези жа нас туда, где наша Ниневия,

Где наш Израель, Китеж и Давос,

Где наша Школа, Церковь и Козарма,

Когда Ты Силами сюда зафинделён,

Ты увези нас прочь от Иобанного Змия…

О, ты не смейся, мы всырьоз!"

Они все были мёртвыя, но стали вдруг жывыя,

И Он на небо их повёз.

Я направил в облака

Объебошенные крыла,

Только цель моя далека,

И мешает мне урла.

Я нечуемую смолу

Растоплю на ярый воск,

Жалом праведным урлу

Я ужалю в их общий мозг.

Стану острым я, как стрела,

Излечу я свой старикоз,

А обжоханная урла

Превратится в гнутых стрекоз.

Полетят стрекозы домой,

В неподвижную Сибирь,

Их там встретит глухонемой,

Неприятный довольно Хмырь.

И наступит громный июль,

И мешать не будет мне никто,

И тогда я сяду за Руль,