Лея Гринберг-Дубнова - «Голос жизни моей…» Памяти Евгения Дубнова. Статьи о творчестве Е. Дубнова. Воспоминания друзей. Проза и поэзия

Вот в этом реальном Иерусалиме, где есть и молитвы, и богохульство, и суета, и равнодушие, в этом реальном, земном, современном городе и вопрошают Бога. Этот город и есть дом, даже – Дом. Здесь кончается странствие, и поэт приходит домой.

Одиссей здесь упомянут не случайно. Ведь этот герой древнегреческого эпоса сквозь все странствия возвращается домой.

Но Дом не означает ни отсутствия проблем, ни конца истории. Это место, где история своего народа происходит, – и в современности, и в давние времена. И с этими временами, с их героями поэт тоже накоротке, как со стариком, поющим на автобусной станции. Как со Страной Израиля, которая, какой бы ни была, его Дом.

И все-таки в конце жизни поэт (а поэзия Евгения Дубнова – это прежде всего философская поэзия) возвращается и к изначальному своему дому, оставшемуся в памяти, и, главное, – к Дому небесному.

Поэт, многое видевший на своем пути, в конце концов ясно понимает, что его странничество – во времени, в пространстве – есть еще и странствие души, которая приходит к «милому пределу» – к Небу. Так ясно это видно в кратких, прозрачных, с горечью, строках поэта.

Печально, что поэт Евгений Дубнов ушел от нас рано. Поэты – такие же люди, как все, они радуются, печалятся, странствуют, болеют. И умирают, как все. Но поэзия, если это настоящий поэт, поэзия – живет.

Быть может, только сейчас, когда он так далеко от нас, ему откроется тайна той глубины, которую он искал, суть подаренной жизни, красоту и боль которой он чувствовал.

Никогда я не была так близка к нему, моему брату, как сейчас. Я возвращаюсь к его стихам, написанным давно и совсем недавно, читаю и перечитываю их. Задумываюсь над его последними правками, порою спорю с ним и думаю, что нет, здесь должно было быть иначе. Порою строки вычеркнуты, а над ними другие и третьи. И я ищу и думаю вместе с ним. Своей памятью он возвращает меня далеко назад, и я вижу его мальчиком.

Помню этот вечер и неутихающую тревогу всей семьи, и маленького нашего брата, которого неожиданно привели матросы. Он был очень уставшим, но свои впечатления от встречи с морем не мог забыть. Я видела, как моментами он возвращается к ним, и тогда лицо его становилось задумчивым, и он словно отъединялся от всех. В шесть лет он начал писать стихи. Но вдруг порвал все написанное. «Они плохие», – сказал он мне. И больше к этой теме не возвращался. Первое его стихотворение было опубликовано в «Пионерской правде», когда ему исполнилось пятнадцать лет. Спустя много лет в одном из стихотворений он воссоздал этот эпизод своего детства:

Море… Он искал его всегда, всю жизнь. Возвращался к нему постоянно.

Наше детство и юность связаны с морем. И память сближает нас, наши воспоминания. Читаю его стихи, и они словно возвращают меня к тому же берегу, к тем же прожитым мгновениям. И я, как и он, вспоминаю Таллин и Ригу, будто слышу обращенный ко мне вопрос: «А ты помнишь?»

Помню ли я?

Слово может разбудить память. Только надо его найти, это слово. «Бредил морем я, как школьным силачом, / Бредил братом, дна коснувшимся в пути…»

Вот и все о трагедии семьи, внезапно потерявшей сына и брата, «дна коснувшимся в пути». Смерть старшего брата оставила в его памяти неизгладимый след.

«Искусство – это борьба человека со смертью, его попытка отстоять себя перед лицом собственной смерти. Так на протяжении многих лет я подходил к своему творчеству», – сказал он в одном интервью. В 1984 году вышла его вторая книга стихов «Небом и землею», посвященная памяти нашего покойного брата.

И я понимаю, как он был раним, как сильна была в нем память. Я словно проникаю в глубину его души. Прошлое жило в нем и с ним.

Но жизнь побеждала: красота ее, свет, окружающая его природа, музыка… Он навсегда оставался тем полным любопытства к жизни, чутким ко всему происходящему, каким был тогда, в свои пять лет, когда пришел провожать корабли. И спустя десятилетия я прочту эти строки: