Мира Ми - Островерхость

Мне хотели морскую волну
Наколоть на звенящую спину,
Но черкнула игла: «Прокляну».
Променяли на ребра и глину 1.

Повторяет: «Дыши – не дыши…» —
Надо мною испуганный кольщик.
В черный ящик горящей души
положу золотой колокольчик.

Мой звенящий светло глокеншпиль 2,
Улетай лучше в дальние страны.
Здесь полгода беспросыпный штиль
И на землю не падает манна.

Я тихонечко гибну, дружок.
В январе ядовиты медузы 3.
Не затянется этот ожог.
Улетай. Не хочу быть обузой.

Черный фокусник, лживый игрок,
обещал мне дельфинов и море.
А осталась лишь парочка строк
и большое спокойное горе.

Конфетти, Пьеро, вино,
краски…
Всё, чем живы еще, —
на кон!
Я – ваш шут, комедиант
в маске,
и корона моя —
картон.

Задыхается во мне
кто-то:
не разгульный маркиз
де Сад —
это глупая жена
Лота,
оглянувшаяся
назад…

– Может, выращу птенца?
– Всмятку.
– В госпожу из субретки?..
– Чушь!
…Моя жизнь – в ней лишь вершки
сла́дки —
оперетта для «Мулен
Руж».

Чайки взволнованно пробуют небо
с привкусом соли. Взахлеб бы пила!
Легким чернильным касаньем крыла
чертят неясную нам теорему.

Сферы полночные сахарной ватой,
брызгами волн в корсиканском порту
тают под утро, оставив во рту
чай – золотистый, заваренный с мятой…

Терра инкогнита, есть ли сезамы
в край, незаметный на плоскости карт?
С новым монархом меняется ярд 4 —
только твои не разрушены храмы.

Там, где в камзольчике лимонном
танцует вальс придворный паж,
грустит прекрасная мадонна,
а рядом с ней – печальный страж.

В ущельях гор – свои приметы.
Сулит неволю дождь слепой.
No pasaran! В неверном свете
с кульбита – полною стопой…

Ветра, ветра в предгорьях Ронды…
Ее корона – как узда.
Призывно плачет канте хондо 5,
И на ветвях дрожит звезда.

Иль это эхо ноет в скалах?
Обман. Не рядом ни души…
Родное имя, отблеск стали
ей лишь почудились в тиши.

На конфетном рисованном фантике —
синий остров и в море коса.
Затерявшийся где-то в Атлантике
Поправляет свои паруса.
Он прослыл укротителем волн.
Он твой вещий серебряный сон.
Ему чудится берег таинственный,
дивный остров – заветный финал.
На воде небывалыми кистями
кто-то легкую рябь набросал.
Он – страничка из книги времен.
Он – волшебный предутренний звон.
Он так горд! Он упрям до безумия!
Твой мечтательный маленький принц.
В том краю, где барханы и мумии,
свою тайну открыл ему сфинкс.
Он познал тишину пирамид.
Он заветы атлантов хранит.
Но сомненья опавшими листьями
кружат тихий задумчивый вальс.
Пусть останутся сны твои чистыми.
Пусть он больше не вспомнит о нас.
Синий остров плывет среди волн.
Это только серебряный сон.

Стихи дождем стучались в окна,
и рифмы ластились у ног,
и шляпка летняя намокла,
как свежий утренний цветок.

Стихи случались, как стихия,
как серый волк из-за кустов —
внезапно, хищно… Да стихи ли
иль молоко святых коров?..

Жемчужной сброшенной серьгою
манили, плакали, кляли,
костлявой Бабою-Ягою
грозя достать из-под земли.

Зачем мне россыпь голубая
горящих строк, неверных лун?
Их мне напела, погибая,
святая птица Гамаюн…

В изумительный час, где кончается день,
где темнеют глаза от неска́занной муки,
ты гитару берешь. Растворяется тень,
и на кончиках пальцев рождаются звуки.
Я предчувствую: завтра ты станешь чужим.
Нам знакома цыганская жажда разлуки.
Но сейчас – не пусти, но сейчас – удержи
И покрепче сожми непокорные руки.

По ночам мы
ангелы и черти…
Дух Шекспира
курит на балконе.
Тень свою
оставив на мольберте,
ты уйдешь…
По небу мчатся кони.
Фиолетов
будет этот вечер.
Час любви,
убийств и привидений…
Что ж, прощай!
До бесполезной встречи
в череде
пастельных сновидений…

Протяни ладонь детскую свою!
Белоснежный конь всхлипнул на краю…

Принца-подлеца своего не жди!
Два святых лица, серые дожди,

синие глаза, кудри, как пшено.
Будь сильней. Для вас всё предрешено!

Он тебя предаст, и придет зима.
Выдержишь, Бог даст. И пойдешь сама

Узенькой тропой по лесам-морям.
Выйду в путь с тобой. Чудится заря.

Синий океан, соль и колдовство.
Твой летящий стан, тайное родство.

С принцем, без меня, воли не видать!
Подарю коня, научу гадать…

Синие глаза, кудри, как пшено.
Ты уйдешь. Для вас всё предрешено.

Белоснежный конь всхлипнул на краю…
Протяни ладонь детскую свою.

Знаю, не видать мне твоей любви.
Ты уйдешь к нему. Только не реви.

Два святых лица, серые дожди…
Ты не жди конца, в дом ко мне войди.

Все пути – лишь в Рим. Я сварю обед.
Будешь рядом с ним, он с тобою – нет.

С принцем, без меня, воли не видать!
Подарю коня, научу гадать…

Синий океан, соль и колдовство.
Твой летящий стан, тайное родство.

Белоснежный конь всхлипнул на краю…
Протяни ладонь детскую свою!

У дам глубокий обморок восторга,
все влюблены в пьянящие уста…
Любовь, маэстро, только отговорка!
А истина, как женщина, проста.

Вы – как театр одного актера:
скрипач, актер, танцор и лицедей!
Меня вы называете Авророй,
но вы смешны, прекрасный чародей…

Маэстро, приласкайте пианино!
Ваш фрак так восхитительно нелеп,
и пальцы ваши, как у Паганини,
вы плут, вы – ностальгия в ритме степ…