Андрей Левантовский - Канун

Медовым Праздником Июль

отпет, вокалом на нос;

цветочки собирая в куль,

грядёт поющий Август;

травы мигающий салют –

приветствие растений;

как воду, ароматы льют,

сквозь каждый лист и стебель;

горит и станет светлой медь,

и пахнет чем-то кислым;

уже готовы заалеть,

плоды в листве повисли.

пока в погоне за лучом,

похолодевшем, мухи

жужжат, весёлые ещё,

рисуя в небе дуги;

так будет здесь до девяти,

а там, над гривой рощи,

закроет небо лошадьми

гуляние славной Ночи;

сверкнёт хрустальная слеза –

глаз лошадиный влажный;

ботву плющом перевязав,

склон зеленеет каждый;

и выцветает темнота,

сойдёт летучей мышью;

и новый День, уже настав,

опять дорогу ищет;

и воздух над рекой раздет,

и утро сядет в кроне;

во всех домах ночует свет,

одной избушки кроме…

*

открыты окна, двор зарос,

крыльца разбиты доски,

дом 26, под тиной лоз,

на Ново-Бочаровской.

перед крыльцом болиголов

с репьём в обнимку пляшут;

как будто заползут в окно,

где рама нараспашку,

да из живых, чей этот дом –

летучей мыши с крысой;

одна живёт под потолком,

одна – под половицей.

три не пускают солнце в дом,

не попросив «спасибо»;

накрыв теньком, стоят при нём:

Берёза, Ель и Липа.

а дальше, чем забытый сад –

поросшее Болото;

за кривизной его оград

в Лесу блуждает кто-то…

перед чащобою – Погост;

там не хоронят вроде;

тропой между кустов и звёзд

одни цветы и ходят;

зимою – тишь, а летом – глушь;

и местные привыкли,

что Ветер здесь, бутонов муж,

у дома сеет тыквы.

пустует дом который год,

но скажет шедший мимо:

его очаг кого-то ждёт,

кто посещает либо…

*

четыре дня – Июль отпет;

я видел: в старых окнах

впервые загорелся свет,

и дом встречал кого-то;

в рассветный сумеречный час,

где дол в болотном иле,

Наездник там смеялся, мчась

на костяной кобыле.

*

а много лет тому назад

дом не стоял согбенный,

и сорняков скупой наряд

не упирался в стены,

ершом не цвёл чертополох,

у самого порога;

кривой сарай не занемог

ещё, сев кособоко,

встречали радостно гостей,

где ныне встретить не с кем;

и окна, что глазницы стен,

носили занавески.

давал свой честный урожай

и огород за домом;

где ныне логово ежа

в кустах из бурелома;

лопата, грабли и коса

не прятались в чулане,

где палисадник ныне сам

в бурьяне сорном канет;

в саду висели камни слив,

что поедали дома;

напрасно тыквы не росли,

как лишь на корм воронам;

прикосновения бойких рук

хранили стены эти,

где детский смех, нудня старух,

а меж – молчание средних.

*

тогда ещё, давным-давно,

май начинался только,

глухой тропой каждый ведо́м,

в ночь собралась Пятёрка;

на старом Кладбище огни:

дым сигаретный, ветки;

в ночь Вальпургиеву они

решили сесть в рулетку;

ни душегуб, ни конокрад

там не сидел меж ними;

вкруг на надгробиях сидят,

с бутылочкой полыни;

кладоискатель и смельчак

из них там каждый пятый;

Удача с острого плеча

роняла…на лопаты;

за нею шли – вниз и наверх –

её искали шибко;

звон черенка – Фортуны смех,

а сгиб – её улыбка

и, может быть, давным-давно,

Удачу звать ужели,

крутить, как Смерть веретено

своё вращает, сели;

– дружили крепко впятером, –

сказал один той ночью, –

и вместе навсегда уйдём,

собой удобрив почву;

искали золото земли,

пускались в приключения,

Фортуны дерево трясли –

где Плод свершит падение?

пришла пора отдать долги

Судьбе, кладоискатель;

споём безумству этот гимн,

отдав себя…лопате!

и четверо вскричали «да!»,

хлебнув по новой пойла;

кто жизнь Удаче не отдал –

тому нигде не пёрло;

– из плоти наших бедных тел,

из пепла да из праха,

для капюшона в темноте

прядёт седая Пряха;

ту вокруг пальца обведём,

что душ Штурвал вращает!

что жизнь? одним свершится днём,

неважная, как щавель, –

второй сказал, и третий с ним,

конечно, был согласен,

четвёртый с пятым – как один,

не врозь ни в коем разе

никто позвать в ту ночь не смел

с собой на сходку беса;

своё замолвил слово хмель,

и был, как прежде, резок, –

но было так, и не вернём

загоризонтных далей;

а на рассвете впятером

все замертво лежали…

*

легенда эта о Пяти

полвека ходит больше;

да говорят, её пути

идут – где дом заброшен…

кто стал немым и ликом сер

нам не расскажет точно,

как брал треклятый револьвер

стрелять Шабашной ночью;

кто побледнел, засох и сгнил –

не скажет лжи и правды;

на кладбище, среди могил,

лежат в плюще ограды…

уже полвека больше здесь

сомнениями объяты:

о чём умалчивает песнь?

зачем стрелялся пятый?

кто их поссорил ночью той?

кто застрелился первым?

ужели среди них…шестой

сидел в ту ночь, наверно…

*

стучат копыта по земле,

где каждый куст – букетик;

и, развеваться повелев

тряпью, встречает ветер;

ещё вдали темнеет ель,

где спуск ведёт отлогий;

и как-то держится в седле

Наездник одноногий;

в остроконечной шляпе он –

на лошади без гривы;

и на рассвете дол и склон

под ним шуршат крапивой;

Болото будет позади,

вдали – тропа одна лишь;

клубится сумеречный дым,

как утром веет с кладбищ;

колючки праведной травы –

одной, любившей мёртвых –

ни ног не режут, ни копыт

кобыле, в кости стёртых;

в заплатках старое тряпьё,

но не замёрз Наездник:

давно уже не ест, не пьёт,

живёт – стоит на месте.

но в этот день ночной порой,

с небес поймав Снежинку,

он возвращается домой,

он мчится за калитку…

и так бесстрашно хорошо

ему за кромкой сада…

на голове его – мешок

с улыбкой из заплаты;

его пугает вороньё,

ботвы кусает кудри,

а он, немой обычным днём,

смеётся этим утром.

он мчится в Лес, где тихий шум;

темнеет свод громадный…

и у него – один маршрут,

одной предсказан картой…

– Весной, когда весь мир – побег

и всюду липкий клейстер,

ты – Пугало, я – имярек,

в колоде – Дама Крести, –

её созвучье голосов

он слышит в кронах где-то;

её с веснушками лицо –

во всех колодах Света.

– я не держу тебя в плену,

иди… так лучше, ну же!

я вижу, подходя к окну,

но мне твой труд не нужен…

…а за окном был женский март,

Судьбы вторая сдача…

Судьба сдавала стопки карт

и – …такова Удача…

он мчится, слушая хорал,

в лесной глуши чертоги;

– недалеко ты убежал,

когда ты одноногий…