Вячеслав Евдокимов - Возмездие

– И впрямь, похожи, идентичны…
Легка художника рука!
Твои, портрета симпатичны
Черты… Искусства высока

Изобразительная сила!
Портрет, тебя не отличишь,
Глядитесь чудно, дивно, мило!
Моя же радость – будто мышь,

От кошки что забилась в норку,
Вовсю от страха там дрожит…
Судьбу нести мне вечно горьку,
Лик не мужской несёт ведь вид…

Но захотел воды глоточек
Он на дороженьку испить,
Один, другой взглянул глазочек
На гладь… Обратно в всю‐то прыть

Отпрянул он от этой глади,
Увидев Юноши вдруг лик,
Он был в мужском во всём параде!
В испуг он впал с того вон вмиг,

Подумав, Юноша что сзади,
Вот отраженье и его…
Но Дева там лишь при параде,
И кроме них нет никого.

Кто отражался незнакомый,
А может, происк чей‐то здесь?
Ещё взглянул разок с истомой…
Но та же мужества вновь спесь!

Он погрозил отображенью,
Того такой же жест в ответ…
Тогда Пастух предался пенью…
Тот тоже пел, сомненья нет.

Того ударил он рукою!
Вон брызги вкруг! И волн круги…
Ведь воевал… с самим собою!
А тот, хоть это не моги,

Но повторял точь‐в‐точь такое ж…
Ну а Девица‐то вон в смех!
– Ха! Ха! Того зря беспокоишь…
И заливалась от потех!..

Пастух себя всё ищет в глади,
Того, что видеть ввек привык…
Усилья были лишь в накладе:
Не появлялся прежний лик.

– Не будь, наивный, ввек в обиде,
Ужель ни разу не видал
В любом‐любом на свете виде
Таких предметов, как зеркал?

– Да я был маленьким мальчонком
Всё с непоседливых всех сил,
И вот однажды ненароком
Мамаши зеркало разбил…

Ну и досталась же мне трёпка!
Ведь это к горю, говорят…
И срок прошёл совсем не робко,
Явился смерти страшный ад,

Мамаша, папа угорели…
На сеновале я же спал.
Достались жизни мне метели,
Ведь одинок был, слишком мал.

И зеркала все ненавидел,
Потом о них совсем забыл,
Что есть такие в блёстком виде,
Как будто канули вон в ил.

А тут гладь озера казала
Совсем не юношеский вид,
В него поверил я немало,
Мол, правду гладь та говорит…

Сей вид убил меня навеки,
Что жизнь не стала дорога,
Хоть закрывай прискорбно веки,
И к чёрту лезь хоть на рога.

Тебе спасибо! Явь открыла,
Мне самому с того смешно,
Себя дубасил что немило
На глади озера, оно

До дна, небось, всё хохотало!
Крутила палец у виска
Ты, хохоча в душе немало:
Моя нелепость высока.

– Да я не верю, всё играешь,
Меня стараешься развлечь,
Подвоха вижу в этом залежь,
А ну, вон сбрось насмешки с плеч!

Лукаво пальчиком грозила,
Что он оправдываться стал:
– Не сам, какая‐то всё сила
Взметнула действий этих вал.

Нет, не обман то, знай, ей‐богу!
Удостоверился с того
Зато, что счастья взял дорогу,
В душе и радость вот с сего.

Позволь, взгляну‐ка на прощанье
На лик, тарелка что несёт,
Что приносил одни страданья,
И это было мне не мёд.

Она её и протянула,
Взвив любопытства фейерверк:
А как посмотрит, может, снуло,
Вдруг безразличием померк?

Но любовался он лучисто!
То отводил, то приближал:
– Да, сходство видится тут чисто…
И был серьёзен в том, не шал.

Но неожиданно тарелка
Упала, выскользнув из рук…
Осколки брызнули тут мелко!..
Девица в горя стала мук,

Лицо ладонями закрыла…
И в плач пустилась вон навзрыд!
И Пастуху с того немило,
Его смущённый стал вдрызг вид…

Стоял с того оцепенело
И потерял вон речи дар…
Плохое, ясно, сделал дело,
Нанёс Молодушке удар…

А в это время с посошочком
К ним приближался Старичок
Слепой, стучал он им по кочкам,
Споткнуться чтоб о них не смог,

И в ямку чтоб не провалиться,
А потому шёл не спеша…
Но не к нему их никли лица,
Страдала каждого душа,

Что память дивная пропала…
– Пошто, мил‐детушки, печаль?
Те удивились всё ж немало:
Ужель пронзает взглядом даль,

Слепым ведь кажется он с виду?
Как горе‐горюшко узрел?
– Убейте горести вы гниду.
Почто от горя лик ваш бел?

Он над осколками рукою
Осуществил раз пять круги,
И прошептал с самим собою…
Вмиг нет страданий в тех пурги,

Они от чуда в сверхвосторге:
Сомкнулись все осколки враз!
Аль Старичка послали Боги,
Что от несчастья он их спас?

Но наяву всё так и было.
Прижала Дева вмиг к груди
Вновь возрождённое: «Как мило!
Эй. горе, вновь не приходи!»

Вздохнул тут тоже облегчённо,
Вновь возродился Пастушок.
На Старичка смотря влюблённо,
Благодарили… Чудо смог

Ведь сотворить в одно мгновенье,
Им радость дивную принесть.
От чуда ведь в благоговенье,
К нему любовь с того и честь.

Он им, должно быть, в назиданье:
– Чтоб не разбилась вновь она,
Явите мудрое старанье
Нести вдвоём, рука одна

Ведь сможет снова обронити,
А коли держите вдвоём,
То удержать премного прыти,
Не канет счастье вон на слом.

И он, стуча опять клюкою
По кочкам, ямкам и камням,
Своей пошёл вперёд тропою,
Дав счастье, в горе хоть и сам…

Рукой Пастух взял диво правой,
Она же левою взяла,
И понесли совместно, славой
Вон наградив его, крыла

Как будто к дому их стремили!
И все сказали: «То любовь!»,
Что в горя вспыхнула горниле,
А, значит, свадебку готовь!

И молодые уж сидели
Столов весёлых во главе,
И длилось это три недели,
И хмель гулял всё в голове!..

И каждый «Горько!» раз аж триста
Да возгласил от всей души,
И молодые это чисто
Вмиг исполняли. Хороши!

А если губы влезли в чарки
Всех‐всех гуляк до одного,
Молчавши тем, то пара жарки,
Да от желания всего,

Сама себе дарила блага —
Сласть‐поцелуи без конца…
Молчат все? Мы‐де в всей отваге!
Родился каждый в том в спеца.

Когда взъярённое Светило
С натуги впало в красный вид,
Взглянув на всех вокруг немило,
Пронзая жизненный их щит,

Сдаются все ему без боя,
Смиренно никнув перед ним
Под ужас дикий, плач, высь воя,
Ведь неохота гибнуть им…