Валерий Михайлов - У чёрной розы белые шипы…

Вот этот скрежет надо бы простить
Скворцам, поналетевшим из Афгана,
Что разучились петь, им лишь бы есть и пить…
Там век война – а птицам это странно.

От взорванной земли летят, куда глаза глядят,
Чего наслушались – так то и повторяют.
А что кругом война, дурдом, ползучий ад,
О том скворцы пока ещё не знают.

Глаза устали
Слова читать,
Живые дали
Им созерцать.

Небес просторы,
Кочевья туч,
Немые горы
В изломах круч.

Летят бакланы
По-над водой
Стрелою рваной
На бой морской.

Лещам на горе,
Как смерч, падут —
И взбучат море,
И рыбу бьют.

Пена клочками
И кутерьма…
Хохочут чайки:
Поживы тьма!

Сверкают брызги,
Хоть не слепят.
И солнца искры
Волну рябят.

Я пил молодое вино,
И мне рассказало оно:
Что вольно, беспечно – то вечно,
Поскольку ему всё равно.

Я старого выпил вина.
– Поверь, твоя участь страшна, —
Оно прохрипело с ухмылкой, —
И в этом твоя лишь вина.

Я чашу налил через край
И ад в ней увидел и рай,
А дальше ни дна ни покрышки —
Сплошной и безумный раздрай.

Наверное, всё неспроста.
Теперь позамкнуты уста.
В горах созерцал я картину
Под каменной сенью креста:

Змеится сухая лоза…
Там горькая бродит слеза,
Счастливая и святая,
Как встарь застилая глаза.

– Я просто поэт, да и только,
Что надо им всем от меня?.. —
Недоумённо и горько
Кричал он, кого-то виня.

Он знал лишь одно, что негоже
Губить его годы и дни,
Не в силах представить, да кто же,
Да кто же такие они ?

Стакан за стаканом пустели,
В них тихо плескалось ничто,
Стаканы в пространство летели,
О звёзды угрюмо звенели…
Глаза от вина голубели
И в дали такие глядели,
Которых не видел никто.

Громады бескрайней природы,
Всё дикой земли естество
И неба разъятые своды
Давили на сердце его.

Он знал лишь одно, что не может,
Не может поэтом не быть.
За что же, за что же, за что же
Они не дают ему жить?

Он знал, что не надо об этом, —
Что сердце последнее рвать!..
Но был он всего лишь поэтом.
Тут нечего больше сказать.

…А на земле твой дом сгорел, Серёга,
Тебе ж легла небесная дорога,
И где-то там навечно и всерьёз
Квартирный разрешился твой вопрос.

Огнём заката, пламенем рассвета
Душа твоя мятежная одета,
И, может, смотришь ты теперь на нас,
Всей глубиной небес голубоглаз.

И видишь: тут всё то же, что и было,
Лишь кто-то шило поменял на мыло,
Тоской зелёною сквозит осина,
Из дробовика в упор расстреляна рябина.

Вокруг страна какая-то иная,
И не понять – родная? не родная?..
И, словно пряник, домик над Окой
Нелепо притворился, что он твой…

– Зачем ты, безумная, пела
Небес благодать?
Поодаль земного удела
Ни зги не видать.

– Не знаю, зачем и откуда,
Но явственно мне
Соседство незримое чуда
Внутри и вовне.

– То прелести самообмана,
Слепая мечта:
Под флёром цветного тумана
Ничто, пустота.

– Твой ум обольщённый пророчит,
А сам близорук.
Он рыщет везде, где захочет,
Невидимый дух.

Не до толпы, не до веселья,
Не до вина,
В чужом пиру похмелье – келья,
Безмолвье, тишина.

Пожухли словеса, пооблетели
Сухой листвой.
Зима – и завели метели
Свой вой за упокой.

Но эти стоны на краю у бездны,
Карк воронья
Душе и слуху всё ж любезны:
В них нет вранья.

Прозрачны тяжёлые своды
Немеряной глубины.
Не надо мне вашей свободы,
И ваши слова не нужны.

На что мне знобящие тайны
Смертельных пустынь ледяных,
Куда залетаем случайно
На крылышках слюдяных?

Я к этой земле прилепился
Нездешней своею душой,
Вином её терпким упился
И в ней насовсем растворился
Во здравие, на упокой.

Тёмный шелест широкой волны,
Рассыпающей брызги Луны,
Чистой гальки ребяческий лепет…
Никому тут слова не нужны.

Рыбьи стаи плывут в глубине,
Как в безмолвием сдавленном сне,
И немотствуют колкие звёзды
В полоумной глухой вышине.

Чаша ночи молчаньем полна,
Золотая восходит Луна,
Море тонет в бледнеющем небе,
И Вселенной слышна тишина.

Солнышко восходит на востоке,
Востекает, посолонь течёт,
По дуге, меж севером и югом,
Тяга его древняя влечёт.

Север северит его, морозит,
Негою разнеживает юг,
Но оно восходит и заходит,
Неизбежный совершая круг.

Скатывается с неба, западает, —
Западом зовётся западня, —
И, когда заката свет растает,
Звёзды молча смотрят на меня.

Страшно не быть, но ведь я уже не был
Пропасть лет, до рождения на Земле.
Где скиталась душа – она не ответит.
До и после – и даже меж этими безднами —
Тёмен и неисповедим её путь.

День за днём пролетает
Неизвестно куда,
Время не убывает
Нипочём, никогда.

Жизнь проходит, уходит —
Время терпит, оно
Будто за нос нас водит,
Хоть ему всё равно,

И как полная чаша
Перед нами стоит.
– Эта чаша не ваша, —
Время нам говорит. —

Будет пить кто, не будет —
Не снесёт головы.
А меня не убудет,
Но убудете вы.

Никто не знает душу, ведь она
Светлым-светла, темным-темна.

Свет слишком бел, как солнце и как смерть,
А темноты в упор не разглядеть.

И нам видна одна лишь светотень,
На всё про всё отпущен только день.

Любя, смеясь – и плача, и скорбя,
Не в силах мы понять даже самих себя.

Навек и далее меня и всех с душой свело…
А в ней темным-темно, светлым-светло.