Анна Яковлева - В омуте рассудка

Зеркала Галадриэли?

Юность

Саше К.

Порой вспоминаются мне

Посиделки в уютной кухне́:

Фрукты в красном кипящем вине,

Мы с богами сидим наравне

И болтаем о чём-то ногами во тьме…

…И огромный столетник стоит на окне.

О сути вещей

Если стул ломается,

Если он не клеится,

Если он не чинится

И не держит вас —

Дело всё не в качестве,

Не в производителе,

И не в том, что кто-то

Очень много ест…

Просто стул тот ломаный

С самой ранней юности,

Будучи лишь веточкой

Или грудой щеп,

Быть хотел особенным,

Быть мечтал какой-нибудь

Табуреткой, пуфиком,

Но не стулом, нет!

Или, может быть, хотел

Он роялем, скрипкою,

И пленял бы звуками

Сонмы юных дев…

Или кораблём мечтал,

Волны рассекаючи,

Стаи чаек греючи,

Плыть в волне морской…

Или, может, быть хотел

Древком топориным он,

Чтоб детина грубая

Им махал рукой…

Или помышлял он быть

Стройной этажеркою,

Ложкой иль матрёшкою,

Чашкой хохломской…

А судьбина злобная,

Люди недалёкие

И машины глупые

Свой свершили суд:

– Стулом надо быть тебе!

Стулом жизнь поставила,

И о всяком прочем —

Думать позабудь!

…Так что, друг внимательный,

Ты садись почтительно

На четвероногие

Стулья (и столы).

Кто поймёт их – кем они

Могут быть в душе.

Ромашка

Меня никто не любит,

Теперь я знаю точно:

Вверяю тайны судеб

Я магии цветочной.

Ромашка не осудит,

Ромашка не обманет.

Меня никто не любит,

Теперь я точно знаю.

Я обмотаюсь фенечкой вокруг твоей руки,

Прокладываю Венечкой дорогу в Петушки.

Серебряным колечком на ушко прошепчу

О том, как расставаться с тобою не хочу.

Я заплетусь косичкой в копне твоих волос,

Согрею электричкой, спою под стук колёс,

Я горлышком бутылки прильну к твоим губам,

Меня целуешь пылко, того не зная сам.

Меня вдохнёшь ты с дымом дешёвых папирос,

Мой взгляд случайно кинет тебе бродячий пёс,

Я мелочью заплачу в кармане твоих брюк,

Вернусь к тебе со сдачей, пройдя немало рук,

Снежинкою растаяв, скачусь с ресниц слезой…

…Я больше не скучаю – ведь я всегда с тобой.

Ожидание

Эти муки улягутся в строки,

Словно в тихие, сильные руки,

Что сжимают замёрзшие плечи,

Что дрожат в ожиданье разлуки,

Что бывают со мной так жестоки…

…Нет, от этого время не лечит…

Хоста

Хочется стать…

Струящейся, как воды Хосты,

Быть невеликого роста

И крепко стоять на земле каменистой,

Стать вечнозеленой и мшистой,

Ветвящейся, крепкой, ползучей,

Чуть острой, немного колючей,

Цветущей неярко, неспешно,

Немного дождливой и снежной,

Подснежником стать, цикламеном

В запущенном, тающем времени…

Послушай

Послушай —

тень скользнула по стене

и в зеркале не отразилась.

Послушай —

шорох недовольный

книг непрочитанных.

Ты слышишь? —

Дыхание растений спящих,

от зимы уставших…

И в этом шуме бесконечном —

почувствуй неба лёгкий дым,

в котором ты – навечно

услышан, видим и любим.

– Странно все это, Карамазов, такое горе, и вдруг какие-то блины, как это всё неестественно по нашей религии!

Я ем блины – какая чушь!

Как можно есть, когда вокруг – такое?

Не раненою ланью к водопою —

Скотом к поилке медленно тащусь…

Я ем, но хлеб свой не благословляю,

Мне Бог давно уж ничего не шлёт.

Я сам из тех, кто просто молча жрёт,

Блаженно после трапезы икая…

Все кончено. Лель предпочел Купаву,

А Князь – Аглаю. Я же – в стороне.

На королеву снова нет управы.

Снегурочка – растает по весне.

Стрекоза

Поймал, как стрекозу, и оборвал мне крылья.

Дурак! Мальчишка! Вот бы наказать…

И я ползу, рождённая летать,

Терзаясь от сознания бессилья,

В тоске, что неба больше не видать…

…А ты – смеёшься, глупый и счастливый.

Затмение

Объятья разомкнуть, и руки опустить,

И в след смотреть, мучительно и долго…

Да что с того? У всех своя дорога.

Ведь это просто – взять и отпустить…

А для меня – нет ничего сложней,

Но я бегу, бросая в пыль надежду,

Как старую потёртую одежду —

Пусть носят те, кому она нужней.

Сложить оружие в неясно чьей войне

И в белый флаг укутаться, как в саван.

…Пусть будут счастливы все, кто не с нами,

Благословенны те – кто на коне…

Забыться сковородкой на плите…

Как шумно с крана капает вода!

В стихах, что я рисую на листе,

Есть горький привкус слова «навсегда».

Опять сомну, порву последний лист,

Ища ответ в распахнутом окне.

А зеркало – последний эгоист —

Мне ничего не скажет обо мне.

Плакала Саша

Саше случалось знавать и печали:

Плакала Саша, как лес вырубали…

По голым пяткам – мягкая зола.

Не мхи, не корни и не травы —

Лишь тень воспоминания дубравы,

Лишь удивленья горькая смола.

Так много пепла и так много слёз

Под этим ясным, вечно-синим небом.

Не будет сыт ни мёдом и ни хлебом,

Кто вычеркнет себя из чьих-то грёз.

Я люблю

Я люблю детский плач,

Но в доме моём

Тихо и ночь.

Дремлет память-палач,

Но я верю —

Всегда что-то может помочь.

Капает с крыш.

В комнате – сушь.

Кто-то хрустит обломками луж,

Руша хрупкую тишь.

Привет, новый день!

Чем сегодня меня угостишь?

– Первый шаг где-то делает

Чей-то малыш…

Крошки

Раскрошите меня

Словно хлеба кусок голубям —

Мне так хочется чем-то сейчас

Зацепиться за землю —

Шершавые крошки

В подошвах прохожих,

В морщинах асфальта,

И серые птицы

Клюют и клюют и клюют…

…Птицы унесут меня в высокое небо,

Куда мне самой не добраться…

Глупо

Глупо ждать, кто первый прыгнет с крыши,

Вместе прыгать – очень глупо тоже.

Глупо ждать, что кто-то не услышит,

Глупо ждать, что кто-нибудь поможет.

Глупо думать, что, себя калеча,

Ты не задеваешь своих ближних.

Глупо брать весь груз себе на плечи,

Глупо налегке идти по жизни.

Глупо жить, не думая о смерти,

Своему не радуясь рожденью,

Глупо думать, что, родившись, дети,

Наконец-то всё к чертям изменят.

Глупо жизнь откладывать на завтра,

Ну а на вчера – ещё глупее.

Глупо жить в скафандре космонавта,

Но без кожи – вряд ли веселее.