Евгений Евзельман - Оптимизация пессимизма

Душе на ноги не наденут «кандалы»
Необходимости возврата в серый мир.
Нет в этом мире ни Родена, ни Дали.
Нет ничего, за исключеньем чёрных дыр.

Долой чернуху! Жизнь – не только зло.
Разве не чудо облака на небе?
Ну или просто корочка на хлебе?
Не жалуйтесь, что нам не повезло.

Ведь это счастье: бегать по росе,
Ловить волну и созерцать рассветы,
Купаться в чудесах и красках лета
И веселиться, вопреки грозе.

А таинство рождения любви,
Единственного смысла созиданья?
Мы – самые счастливые созданья,
Хоть от макаки ДНК в крови.

Всё это убеждает меня в том,
Что негатив – случайное и только.
Ну а раз так, вишнёвая настойка
Законно ожидает встречи с ртом.

И к чёрту чёрно-белое табу!
Я выбираю радужное небо
И те места, где я ни разу не был.
Пусть идиоты злятся на судьбу.

Стихи – частичка Бога. А поэт,
Он лишь посредник, проводник на свет
Душой услышанного Свыше откровения.
Другого объяснения просто нет.

Отсюда вывод: поэтичность свята!
Грешно стихи воспринимать предвзято,
Будь то поэма, рубаи или памфлет.

Мир иллюзий достался мне в дар от Небес
Неспроста. Только как разобраться в себе,
Чтоб не сделать реальность нелепой помехой,
Наподобие льда в водосточной трубе.
Ни Эвтерпа, ни Муза, ни даже Пегас
Не способны душе подсказать в этот раз,
Сочетать ли фантазию и повседневность
При рождении строк из рифмованных фраз.
Если честно, ответа скорей всего нет.
Ниже рейтингом – разве что только балет.
В популярности он уступает сегодня
Тем стихам, что рождаются нынче на свет.
Ну, а всё-таки, как же использовать дар,
Чтобы имя поэта не стёрли года?
Книги, сайты и форумы – это мгновенья,
А живая строка, господа, навсегда.

Навряд ли истина видна,
Тому, кто не вкусил вина.
Но и тому, кто пьёт вино,
Её увидеть не дано.
А может нет её вообще?

Возможно, средь других «вещей»
Укрыта истина от глаз.
Ни альпинист, ни водолаз
Не встретили за столько лет
Хотя бы просто её след.

Выходит, истина – фантом.
Что толку знать о ней потом,
Когда пробьёт прощанья час?

Мне истина нужна сейчас!

Я скажу вам откровенно,
Слишком уж помпезна Вена.
А вот праздника в ней нет.
Без души она наверно.

Серость царской «красоты».
Идеальные кусты.
Чувствую себя как пленный
В королевстве пустоты.

Холод замков и дворцов,
При отсутствии жильцов,
Не согреет Караваджо
С перекошенным лицом.

И Бернини не поможет,
Мрамор с памятником схожий:
Взгляд навечно мёртвых глаз,
Белизна холодной кожи…

Тягостней всего на свете
Посещать музеи эти.
Пышность на крови и лжи,
Да отсутствие души.

Я целый день никак понять не мог,
Что мне сосредоточиться мешает.
Наверно Тот, кто всё за всех решает
Ответ засунул в ящик под замок.

А объяснить в чём дело не спешит.
Он может подождать и год, и десять.
Я не могу! Меня пассивность бесит.
Не вечно в теле пребывание души!

Поэтому спешу. Хочу успеть
И написать, и рассказать о главном,
О понятом, и просто о забавном.
Мне намекнули: «Можешь даже спеть.

А что не так? Сегодня все поют.
Есть даже хор – одни глухонемые.
У них и в подтанцовке лишь хромые.
Эстрада нынче всякому приют».

Да только я вот так вот не хочу.
Претит мне, господа, звучать фальшиво.
Фальшивое всё априори лживо.
Врать не по мне. Я лучше помолчу.

«Хочу Вам почитать своих стихов.
Я думаю, Маэстро, вы не против» —
Сказало платье с декольте из снов
И вытачкой, скрывающей животик.
Не отрывая от фигуры взгляд,
Пленённый дымкой розовых колготок,
Я произнёс: «Читайте всё подряд!».
Едва сдержав внезапную икоту,
Под водопадом «филигранных» рифм
Промок Амур от крыльев и до лука.
Я понял почему пал Древний Рим:
Всё от навязчивой волны пустого звука.
Поток сознания тянул меня на дно.
Вязанки слов лишили напрочь воли.
А в голове вертелось лишь одно:
«Бывает хуже. Чем ты не доволен?»
И тупо ковыряя взглядом пол,
Кивая с пониманием, мол «Круто»,
Я вглубь себя, закрыв глаза, ушёл
И даже задремал на полминуты.
Очнувшись от возникшей тишины
И виновато почесав за ухом,
Я огласил вердикт: «Стихи сильны.
Жаль только, что они лишают слуха».

«А потешаться над убогим – грех» —
Сказал Хайям и раскусил орех,
Но зёрнышка внутри не обнаружив,
С нравоучений перешёл на смех.
Смеялся он над глупостью людской,
Над злой старухой в чёрном и с клюкой,
Над мудростью, что на изюм похожа,
Над ручейком, мечтавшем стать рекой.
Потом внезапно малость загрустил.
Я, уловив момент, его спросил:
«Над кем смеяться можно бесконечно?»
«Есть кое-кто. Смешит меня он вечно,
Глупец, в которого себя я превратил».

Некто мудрый внушал задремавшему мне:
«Просыпайся, счастливым не станешь во сне».
Открываю глаза, а оно, это счастье,
Прихватив мудреца, скрылось в мире теней.
Хоть мудрец и умён, но мужчина и он.
И в фантазии, так же как я, погружён.
Да, ему, безусловно, известно,
Что «реальным» желание делает сон!

Созерцая мечту, мы счастливее, чем
Падишах, получивший в наследство гарем.
Даже царь Соломон позавидовать может!
Так ответь же, мудрец: «Просыпаться зачем?»

Да, мы несовершенны и должны
Треть жизни тратить на покой и сны.
Создатель явно допустил ошибку.
Возможно в этом нет Его вины,
Но про бессмертие забыл Господь похоже.
Не по-хозяйски, Всемогущий Боже,
Треть века тратить на покой и сны.

Одесса, пляж. Сегодня в пять утра
Явилось мне желанье искупаться.
Тоска – в архивах день и ночь копаться.
Должна быть и для отдыха пора.
Вот он, песок, нетоптаный толпой.
Три борозды, как будто на границе.
Облезлый кот на лавочке ютится,
И ни души. Лишь чайки да прибой.
Одесса спит, уставши от вчера.
Такого много было веселиться,
Что думаю, ей как младенцу спится.
Да, утомительны в Одессе вечера!
Зато на пляже утром вери гуд!
И я такой, похожий на туриста,
В козырных плавках долларов за триста
Балдею на пустынном берегу.
Дарю стихи задиристой волне,
Купая в пенном море свою душу.
Нет большей радости, чем просто
бить баклуши.
Особенно при звёздах и луне.