Святослав Грабовский - ПоэтON

Ты не останешься со мной, не этой ночью.
Твоих волос нет, пряных, на подушке.
Мы разлетимся, кто куда, и многоточию
Будем слать письма с адресом на мушке.
Я ненавижу то, что я не вижу голыми
Узорные сосцы, обтянутые мягким лифом.
Но больше ненавижу я дорогами
Травить вкус губ твоих дешевым грифом.
Я ненавижу в зеркале зрачки свои
Устало заменять в мозгу твоими.
Я ненавижу то, что любишь больше ты
Мне строить по соцсети мины,
Чем говорить мне прямо, голосом,
Хоть пару слов. Походку сучью
Твою не вижу. Только в кофе молотом
Маньяком утоплюсь я немощью.
Я днём увижу, как ты улыбаешься,
Не знаю, сколько лет пройдёт, что б свидеться.
И хоть по миру ты катаешься,
Я этой ночью буду только лыбиться.

Я люблю тебя с доброй руки,
А не с доброй люблю твою рожу.
И пускай я мужик от сохи,
Можешь смело сдирать с меня кожу.

Во мне столько дурацкой любви,
Человеку любить так не гоже.
В честь меня своих псин назови,
Они будут тебе подороже…

Не мое дело – ее бордели,
И обещанья, и настроения!
Не мое дело, что дышат в купели,
Корчась от страсти, крови кипения,

Лишь наслаждением худые модели.
Не мое дело – ее бородавки
На ожиреньем страдающем теле.
Мне наплевать на голодные шавки.

Не мое дело и молодость свежих,
Их романтизмы, их уверения.
Не мое дело уверенность старших,
Их равнодушие, их суеверие.

Не мое дело чужие гаремы,
И стать невест со светильником ради
Пару квартир, или щупаний Ламы!
Не мое дело – что женщины правы.

Не мое дело – ее бордели,
Пусть, как мамаша, сидит на троне.
Пусть их любовники даже сели,
Не мое дело – кто там, на лоне.

Нет, не входи, не готов я словами
Всю теплоту описать, то мучение —
Дар от Тебя, и другими мирами
Ты соблазнила мое подсознание.

В облике женском, походкою Лани
Ты приходила ко мне, Артемида.
Снится мне? Дерзкая, манишь на сани,
Мчишься по огненным тропам Аида.

А мое дело – Твоё дыхание,
Очи Твои и в них снежные дали.
Боги, живите в моем сознанье!
Дело не женское быть рядом с нами!

Проходишь походкой брезгливой лени,
Глаза опуская на серый асфальт.
Вышагивать в такт моей сумрачной тени
Тебя научили давненько, видать.

Тебя не увижу, не видел доселе,
Не мне уложить твою тень на кровать…
Мой дух обессилен в измученном теле.
Мне имя твое никогда не узнать.

Сколько в женщине правил и кред,
Столько в жизни не сыщешь понятий.
Мужу кажется, что это бред,
А для женщины родом занятий.
Ты не сможешь и в век разгадать
Все их тайные думы и саны.
Можешь срок рядом с ней намотать,
В ожидании сладкой нирваны.
Можешь смело спустить себя в ад,
Твоё пекло им кажется раем;
Вспомни Еву и сказочный сад,
Мы вкус яблока давеча знаем.
Я устал, и гадать дальше, вас,
Извините, не стану я больше.
В мире много таких же масс,
И до них мне идти ещё дольше.
Рубану я с плеча на отрез,
Разорву я льняную рубашку.
Если б раньше в неё бы полез,
То теперь позабуду милашку.
Кофе нет и Кина тоже нет,
Все банальности в крыльях редбула.
Вот пустой, вам на зло, мой ответ.
Так что локти покусывай, Дура.

Ты говоришь, что я источник шума,
что ты не можешь больше, и молчанием
лечить свои чувствительные уши
ты собираешься сегодня и в дальнейшем.

Пришла в твой дом и тишина.

Ты вымолила это упованием
на что-то свыше… Нет меня.
И нету голоса, неловким бормотанием
когда-то звавший именно тебя.

Ты как алмаз, на который направили лазер
Сотни лучей от себя ты направила в мир.
Я, как забытый народом, прославленный Лазарь
Рукоплескаю! Воскрес! Все на пир!

Но ты не любишь простые мирские забавы,
Есть в тебе яркий просвет не от мира сего.
Нет для тебя ничего – то земные управы.
Ты неземная. Все ждешь, но не знаешь чего.

Я послал ей хвалу – дифирамбы Парижа:
Самой свежей муки сдобны булки из слов.
Но в пекарне простой не хватило престижа.
Я, стреляя в жар-птицу, пульнул холостой.

Только звук долетел. Мне назначили ссуду.
Тем обиднее промах, что взгляд с высоты
Не забуду я даже, коль сам и не буду
По дорогам ходить этой скучной земли.

Весеннее утро в лазурной фате,
На холме растают последние снеги.
И солнце стремится к совей высоте,
В стекле отражаясь разнузданной неги.

На западе тоже сверкают лучи,
В своем зазеркалье рождая светило.
И пусть мимолетно… Но ты помолчи,
На небе два солнца, запомни, что было.

Как валятся в снегу, так и брызгаться в море,
И стишки под частушки ваять, как псалмы
Царь Давид сочинял под игру на кинноре.
А со скуки чужую жену взял взаймы…

Ипподромом часов бегут тёмные стрелки,
К твоему макияжу богатых ресниц.
Мне твои перемены лишь вычурно мелки,
Я скучаю с плеядой похожих девиц.

Нет киннора – кино нам богами эфира
На экране мелькает раз сто, как одно.
Все вокруг решето, как мишени из тира
Люди, вещи, квартиры. Залягу на дно.

Слово завтра до дрожи, как лепет задиры,
Раздражает, невольно подглянешь в таро.
Но чудес не бывает. Как дым от Пальмиры,
Мы от нечего делать творим всем добро.

Ты – Великая Русская женщина,
Но Велика Ты не потому,
Что с избушкой, горящей, повенчана,
И коня приструнишь на скаку.

Есть в Тебе след и от горя беспечного.
Ты идёшь сквозь любую пургу.
И года не сотрут безмятежного
Взгляда слез, сохранивших избу.

Не покоя Ты ищешь, не слабости,
Не довольства чужого в чужом;
Не нужны Тебе жизненны сладости,
И безжизненны взоры потом.

Не нужны Тебе ропоты горькие
На судьбу и людские грехи.
Не нужны Тебе ангелы зоркие,
Проповедники от сохи.