Ла Де - Ундина

- Ах, неужели вы не замечаете здесь, сбоку, на шее легких веснушек?

Они взглянули, убедились в правоте слов своей госпожи, но назвали это прелестными родинками, крохотными пятнышками, которые только оттеняют белизну ее нежной кожи. Бертальда, покачав головой, сказала, что все же это портит ее.

- А ведь я могла бы избавиться от них, - вздохнула наконец она. - Но замковый колодец, из которого я прежде брала такую чудесную, очищающую кожу воду, замурован. Хоть сегодня бы иметь одну бутылку этой воды!

- Только-то и всего? - засмеялась проворная служанка и выскользнула из комнаты.

- Но не вздумала же эта сумасшедшая, - спросила Бертальда с радостным изумлением, - сегодня вечером откатить камень?

В ту же минуту она услышала шаги во дворе и увидела в окно, как услужливая девушка вела нескольких мужчин прямо к колодцу; на плечах они несли жерди и другой необходимый инструмент.

- Впрочем, такова моя воля, - улыбнулась Бертальда. - Только пусть не мешкают.

И радуясь при мысли, что сейчас довольно одного ее намека, чтобы исполнено было то, в чем ей некогда так оскорбительно отказали, она стала следить за работой на освещенном лупой замковом дворе.

Люди с усилием взялись за огромный камень. Порою кто-нибудь из них вздыхал, вспоминая, что они рушат то, что сделали по приказанию прежней, любимой госпожи. Впрочем, работа ладилась быстрее, чем можно было ожидать. Казалось, какая-то сила снизу, из колодца помогает приподнять камень.

- Похоже, вода в нем бьет фонтаном, - с изумлением переговаривались между собой работники. Камень поднимался все выше и выше, и вот, почти без помощи людей, медленно, с глухим грохотом покатился по мощеному двору. А из отверстия колодца торжественно поднялось что-то вроде белого водяного столба; они подумали сперва, что это и в самом деле бьет фонтан, но потом разглядели очертания бледной, закутанной в белое покрывало женщины. Она горько плакала и, в отчаянии заломив руки над головой, двинулась медленным, мерным шагом по направлению к дому. Челядь в страхе бросилась прочь от колодца; мертвенно бледная новобрачная в ужасе застыла у окна вместе со своими служанками. Проходя под самыми окнами ее комнаты, белая фигура с жалобным стоном подняла вверх голову, и Бертальде показалось, что она узнает бледные черты Ундины. Но та уже прошествовала мимо тяжелыми, скованными, медленными шагами, как будто шла на плаху. Бертальда крикнула, чтобы позвали рыцаря; но никто из служанок не решился тронуться с места, да и сама новобрачная умолкла, словно испугавшись звука собственного голоса.

Пока они, все еще в страхе, стояли у окна, недвижные как изваяния, странная гостья достигла входа в дом, поднялась по хорошо знакомой лестнице, прошла через хорошо знакомые покои, все так же молча и в слезах. О, как совсем по-иному она когда-то проходила здесь!

Рыцарь тем временем успел отпустить своих слуг. Полураздетый, погруженный в печальные мысли, он стоял перед высоким зеркалом; рядом с ним тускло горела свеча. Вдруг кто-то тихо, совсем тихо постучал пальцем в дверь. Так бывало, стучала Ундина, когда хотела подразнить его.

- Все это фантазии! - громко сказал он сам себе, - Пора идти в брачную постель!

- О да, пора, но в холодную! - послышался снаружи плачущий голос, и вслед затем он увидел в зеркале, как дверь медленно, медленно отворяется и в комнату входит белая странница. Она чинно затворила за собой дверь и молвила тихим голосом:

- Они открыли колодец, и вот я здесь, и ты должен умереть.

По прерывистому биению своего сердца он почувствовал, что так оно и будет, но прикрыл глаза руками и произнес:

- Не дай мне обезуметь от ужаса в мой смертный час. Если твое покрывало таит под собой ужасный лик, не откидывай его и исполни приговор так, чтобы я тебя не видел.

- Ах, - отвечала вошедшая, - неужели ты не хочешь еще разок взглянуть на меня? Я так же хороша, как тогда на косе, когда ты посватался ко мне!

- О, если бы это было так, - простонал Хульдбранд, - и я бы мог умереть от твоего поцелуя!

- О да, любимый, - молвила она. И откинула покрывало, и из-под него показалось ее прекрасное лицо, озаренное волшебной, небесной улыбкой. Охваченный трепетом любви и близкой смерти, рыцарь наклонился к ней, она поцеловала его и уже не выпускала, прижимая к себе все крепче и плача так, словно хотела выплакать всю душу. Слезы ее проникали в глаза рыцаря и сладостной болью разливались в его груди, пока наконец дыханье его не прервалось и безжизненное тело тихо не выскользнуло из ее объятий на подушки.

- Я исплакала его насмерть, - сказала она слугам, встретившимся ей у входа в покой, и медленно прошла мимо испуганной челяди прямо к колодцу,

Глава девятнадцатая

О ТОМ, КАК ХОРОНИЛИ РЫЦАРЯ ХУЛЬДБРАНДА

Патер Хайльман пришел в замок, как только в округе стало известно о смерти господина фон Рингштеттена и в ту самую минуту, когда монах, венчавший несчастных новобрачных, охваченный ужасом, скрылся за воротами замка.

- Хорошо, хорошо, - ответил Хайльман, когда ему сообщили об этом, теперь вступаю в свои обязанности я, и никаких помощников мне не надобно.

И он принялся утешать невесту, ставшую теперь вдовой, хотя она, с ее мирским жизнелюбивым нравом, не слишком была способна внять его утешениям. Старый рыбак, напротив, гораздо легче смирился с судьбой, постигшей его дочь и зятя, и когда Бертальда, не переставая проклинать Ундину, назвала ее убийцей и колдуньей, старик спокойно промолвил:

- Иначе оно и не могло кончиться. Я вижу в этом не что иное, как суд божий, и уж наверно никто не принял так близко к сердцу смерть Хульдбранда, как та, кому выпало на долю свершить этот приговор, как бедная, покинутая Ундина!

При этом он помогал в устройстве похорон, подобавших рангу усопшего. Погребение должно было состояться на сельском кладбище, где покоились все предки рыцаря, щедро жертвовавшие, как и он сам, местной церкви. Щит и шлем уже лежали на крышке гроба, их надлежало опустить в могилу вместе с покойником, либо господин Хульдбранд фон Рингштеттен умер последним в роде; похоронный кортеж открыл свое скорбное шествие, печальное пение возносилось к ясному голубому небу; впереди шел Хайльман, высоко держа в руках распятие, за ним безутешная Бертальда, опираясь на старика-отца. И вдруг среди одетых в черное плакальщиц, окружавших вдову, появилась белая фигура, закутанная в покрывало, воздевавшая руки в безысходном отчаянии. Необъяснимый ужас охватил тех, кто шел рядом с ней, они шарахнулись назад и в стороны, еще более напугав тех, кто теперь оказался возле белой незнакомки, так что в траурном шествии возникло смятение. Несколько смельчаков отважились заговорить с ней и попытались вывести ее из процессии, но она сама словно бы выскальзывала у них из рук и все же снова и снова появлялась и продолжала медленно и торжественно следовать в их рядах.