Владимир Ши Ленский - Песенки о Родине

и последний в парк ушёл трамвай

хочешь я рожу тебе ребёнка папа

только ты его не обижай

2002

мы сегодня всем довольны мы сегодня все пьяны –

у моей подруги Ольги сын живой пришёл с войны

а вчера мы все рыдали и – не чокаясь – до дна –

у другой подруги Гали сына забрала война

вот так

так уходит в небо стая так взрослеют сыновья

доля женская такая – в этом логика своя –

чтоб была жива-здорова родина Россия-мать

за неё кому-то снова надо будет умирать

а на родине – ухабы дураки и нет отцов

всё равно давайте бабы нарожаем пацанов

а на родине – рябина журавлиный перелёт

чтобы родина любила сын за родину умрёт

дождь идёт в горячей точке за горами спит рассвет

в небе белые цветочки осветительных ракет –

ну скажи кому в угоду вот уже который век

разбавляет кровью воду этот чёрный человек

он пока сидит на рынке продает гнилой товар

но однажды по старинке закричит «аллаакбар» –

только выйдешь ты из дому как ударит пулемёт –

понимаешь по-любому сын за родину умрёт

2002

Марише Александровой

на листке календаря с видом августа

где тебе благодаря было радостно

мне подарит пару слов осень ранняя

про разлуку про любовь и страдания

проложили журавли курс и азимут

насушить бы сухари надо на зиму

заварить бы зверобой с земляникою

чтобы выпить за любовь за великую

когда приходят сроки сентябрьских дождей

о как мы одиноки среди чужих людей

и ничего не надо и дышится с трудом

и лучшая награда – побыть с тобой вдвоём

разложу я на столе дам с валетами

расскажите карты мне посоветуйте

может правда в октябре над распутицей

полететь бы мне к тебе серой утицей

гасит свет в твоём окне баба новая

не соврала значит мне масть бубновая

не стучишь в мою ты дверь – видно мимо я

и одна живу теперь нелюбимая

на листке календаря с видом августа

где тебе благодаря было радостно

покраснеют к ноябрю клён с рябиною

я другого полюблю – нелюбимого

2006

про любовь

женщинам золотого века

есть женщины холодные как снег

надменностью и белизною кожи

и синевою подведённых век

они на вас – зима моя – похожи

я знал иных – беспечных и земных

приоткрывавших строгие вуали –

их обожают губят пьют за них

о вы ни с кем такою не бывали

да вы – иная вы – из той страны

где опадают лепестки перчаток

там нет детей друзья разорены

а мир прозрачен холоден и шаток

там смотрит в грудь дуэльный пистолет

там сидя у остывшего камина

я к вам пишу уже две сотни лет

и как всегда проходите вы мимо

когда снегов лиловые валы

сведут случайно нас под сенью храма

вы вновь не повернёте головы

держа свечу торжественно и прямо

но потому что так живу и я

мне так понятна эта пантомима

и почему веселья и жилья

любви и славы вы идёте мимо

моя зима как нелюдимы вы

но – дай вам Бог – придя под эти своды

не знать вдали от суетной молвы

как обжигает пустота свободы

когда в гортани замерзает смех

я думаю – один в пустой аллее –

«есть женщины холодные как снег»

и мне тогда становится теплее

1991

Л.Ю.

за сортиром и пивным ларьком

в воскресенье в середине мая

двое целовалися тайком

ничего про жизнь не понимая

ничего не видели они

ни машин ни вывесок ни пьяных

им казалось – пели соловьи

и цветы звенели на полянах

и казалось им что навсегда

этот май любовь и воскресенье –

десять лет прошло была среда

ветер был порывистый осенний

в тихие застойные года

на Оби на Волге и на Каме

наливали люди мне всегда

я за это говорил стихами

никогда не подвывал волкам

не хвалил болото с куликами

даже после драки не толкал

граждан развитыми кулаками

с ними пел про чёрный пистолет

с ними пил коньяк и политуру

так случилось – долгих десять лет

по России мыкался я сдуру

десять лет прошло была среда

ветер был порывистый осенний

я услышал в телефоне «да»

и спросил «ты помнишь воскресенье»

«помню» и немного погодя

прошептала трубка мне с досадой

«слишком поздно – дочка у меня»

«сколько лет» ответила «десятый»

за сортиром и пивным ларьком…

1991

у ручья в пустом лесу отшумела стирка

осень очень вам к лицу карлица из цирка

по утрам теперь – боржом и в гримёрной кресло

и полезет на рожон дирижёр оркестра –

а я хочу сказать тебе «не ходи по краю»

но играю на трубе – так себе играю

здравствуй здравствуй шапито – сутолока сумок

запах пота и пальто музыка и сумрак

даже клоун здесь – поэт он смешон и пылок

но коварен жёлтый цвет – цвет сырых опилок

барабан колотит дрожь обморок у альта

а труба хрипит – не трожь ты тройного сальто

такт за тактом как в бреду повторяю снова

на поминки не пойду – я напьюсь «Тройного»

на манеже наших дней на опилках чувства

вряд ли вспомним мы о ней – карлики искусства

и о нас увы никто вспоминать не станет –

а мы артисты шапито и на нас креста нет

1992

Н.П.

кругом была зима и вот – на тридцать третьем –

я выжил из ума когда Наталью встретил –

ей было двадцать три – чисты душа и тело –

и сразу же в крови шампанское вскипело

сказал я «Натали я очарован вами

печали утоли перекрести губами»

а утром лошадей седлала ваша свита –

и двух волшебных дней шампанское допито

старинная усадьба

дворянское гнездо

куда меня на свадьбу

метелью занесло

я полюбил так сильно

так сильно занемог

что только Пушкин ссыльный

понять меня бы смог

когда-нибудь – бог весть – но точно что не летом

я нарисуюсь здесь зажиточным поэтом –

лиловое авто причалит к мезонину

я распахну пальто и варежку разину

так где же Вы теперь – иные постояльцы

стучатся в вашу дверь целуют ваши пальцы –

несбыточной любви опальные пророки

мы снова далеки а значит одиноки

1996

женщинам серебряного века

загрустили струны на гитаре

все умолкло в вашем будуаре

и среди булавок и белил

чуть мерцает – на трюмо украдкой –

дамский с перламутровой накладкой

браунинг что вам я подарил

о январь тринадцатого года –

реквием играла непогода

и казалось заметёт весь мир

я как раз вернулся из Берлина –

сразу к вам «вы дома коломбина»

вы сказали «чудный сувенир»