Юлия Борисова - Движение по кругу. Сборник стихотворений

И кто его сдаст, сразу на лифте отъедет в рай.
Этим жив. Экзамен пока не провален.
Он играет в жизнь, пока ему говорят: – Играй!
И c улыбкой себя называет Fallen 1 1 падший, упавший, англ .

Взгляд – рентген, он видит насквозь стены и черепа.
Суть речей через тонны болотной грязи.
И что делать? Не доносы же на людей кропать.
Он устал, и не ищет знакомств и связей.

Его встретить легко, он любит гулять под дождем,
И до боли глядит в белые облака.
Он совсем молодой и недавно лишь был рожден,
Носит длинный плащ. Крылья скрывает. Пока…

Как надоели сплетни и предвзятость.
Но наплевать на то, что скажут люди.
Творцов и победителей не судят,
Пусть даже им и не знакома святость.

Она актриса. В жизни и на сцене.
Живет театром. Примеряет роли.
То, умирая, корчится от боли,
То падает от смеха на колени.

Она свободу любит, как дикарка.
Её зовут дорога, море, горы.
И вольный воздух впитывают поры.
И тлеет у упрямых губ цигарка.

Сама себе рабыня и царица.
И отыграв, для всех раздаст поклоны.
Но скроется за ширмою фургона,
И будет ждать, когда он постучится.

И только с ним, саму себя играя,
За слоем слой, снимая грима корки,
Души немного приоткроет створки,
И выдаст безлимит к воротам рая.

Расстелет метель
Ледяную постель.
Увы, не ко времени.
Цветы жаль осенние,
Наследие

Этого лета,
Капли тепла, света.
Горячие головы,
Солдаты из олова
Последние.

Как звездам сёстры,
Лепестки острые,
Прикоснешься – нежные,
И под покровом снежным
Склонённые.

Ведут жесткий бой
Со старухой зимой.
Ледяными пиками,
Яростными криками,
Пронзенные.

Бросят семена.
Что не придет весна,
Под снежной тяжестью,
Всё им, бедным, кажется,
Но напрасно.

К исходу года
Уснет вся природа.
Таков закон планеты.
Придёт весна. И это
Прекрасно.

Ее помада ярче чем закат.
В глазах азарт и молодой задор.
Она не нянчит баловней внучат.
Не вяжет шаль. Не смотрит из за штор.
Не жди душеспасительных бесед
От этой Леди возраст хххl.
И злостью пусть подавится сосед,
Мечтая смерть призвать в ее постель.
Но вновь взревет ее автомобиль.
В лицо жара, дожди снега туман.
Дорог шальных и звезд глотая пыль,
По жизни мчится бабка атаман.
Платок повяжет лихо, набекрень.
Феррари новой сделает тест драйв.
Прогонит грусть и сделает твой день.
Глядишь и понимаешь: вот что кайф
Старушку дома тяжело застать.
Ведь что ни вечер, новый модный клуб.
Как энерджайзер будет танцевать,
Не выпуская сумочку из рук.
И вьются стаи молодых мужчин.
В глаза глядят и дарят ворох шуб
И нет им дела до ее морщин
Борозд и складок возле алых губ.
Она моложе молодых девиц,
Живей живых, и всем покажет нос.
Душа без меры, сердце без границ.
И не помеха пепельность волос.
И сама смерть склонится перед ней.
И там за гранью временных кулис
Дадут ей божьих, огненных коней,
И жизнь попросят повторить на бис.

Когда её наивные мечты
Издохли под колесами грузовиков,
Используя остатки красоты,
Ловила на пыльцу истертых мотыльков.

Открыв товар лицом: большую грудь,
И каблуками отбивая злую дробь,
Она стреляла взглядом: – Кто-нибудь,
Ловись на красное, ловись. Себя угробь.

Короче юбка, черные чулки,
Ресницы – крыльями, чуть смазан макияж.
И непременно темные очки.
Смеются мужики:– А по любви нам дашь?

Любовь! Хватило ей любви до ста,
Дожить б до тридцати, до ста не доживешь.
Наелась. Всё. Сыта. Сыта. Сыта.
Ты это слово как угодно повернешь.

В холодном доме тихо плачет мать,
Худые руки в синяках и в сетке вен.
– Люблю его, мала ты понимать.
Вздохнет: – Пойду стирать. И дочь столкнет с колен.

Она запомнит классную игру.
В любовь. Так, расстегнув штаны, сказал сосед.
На лестнице он приставал в углу.
А было ей тогда всего лишь десять лет.

Любовь за годы истрепалась в хлам.
Бывало, ей клялись, хоть это и смешно.
А после глазки вниз, и по домам.
Нет никакой любви. Есть сказка. Решено.

Как ярко нынче светят фонари.
Он долго ехал к ней. Сквозь годы, сквозь века.
Он снял ее на жизнь, не до зари.
Любовь взмывает вверх, как бабочка, легка.

Она, неспешна, как большой фрегат.
Седьмую допивает чашку чая.
На платье сплошь алмазы, жемчуга.
В душе томленье, барыня скучает.

Ей пляшут скоморохи и медведь.
Но больно растревожит душу скрипка,
И вновь гуляет по крестьянам плеть,
И вновь рыдает поротый Антипка.

То вдруг зовет чернавку на обед.
Ей вилку подает к тарелке супа.
То вдруг насыплет ей в подол конфет,
Служанка лупает глазами глупо.

А то и спросит дуру невзначай:
На сердце есть ли кто из милых другов.
И подливает водку дуре в чай.
Та всё расскажет. Барыня – подруга.

Что уж она просватана давно,
Что милый ей цветы под окна носит,
Она же к милому через окно.
И, осмелев, на свадьбу рублик просит.

А барыня от зависти черна:
Ведь у крестьян, и то любовь бывает.
Она лишь, горемычная, одна.
Года идут, краса и убывает.

И молвит волю, точно Божий глас.
Кого продаст, кого в сердцах запорет,
Кого сошлет, чтоб не мозолил глаз.
И только в радость ей людское горе.

Она живет, не ведая забот,
Как на дрожжах растут её телеса.
И в черном теле держит свой народ.
Но тут сосед приехал из-за леса.

Лукавый, бойкий и хорош собой.
Костюмчик тонкий. Видно заграничный.
И ну, хвостом вилять перед вдовой.
И галстух есть, и выговор столичный.

И, хоть не сразу, барыня сдалась.
А после свадьба, пир большой, богатый.
Муж по двору ходил, почуяв власть.
На пересчет доход, крестьян и хаты.

– Ах, милая, мне денежки нужны.
Затеял пруд я по англицкой моде.
И очи томные его нежны.
И пусть прудов и рек хватает вроде.