Елизавета Прокопова - Сборник первый. Стихотворения

Далеко. И глубинкой не назовешь.
Глубина. Черноземная. Сердце России.
Расскажи, разве меня ты ждешь,
Наклонившаяся осина?

Пахнет осенью. Яблоки подгнивают,
Ветер листья и ставни кругом беспокоит,
Птицы молчат, будто бы больше знают,
Когда серое небо скроет.

Я в кружку налью кипяток,
Всмотрюсь вдаль, там, где сено преет.
«Всему в мире свой отведен срок».
Больше не потеплеет.

Печаль с октябрем повенчаны
И шепчут мне как пророчество:
Дом пустой и бревенчатый —
Это мое одиночество.

Боль (читай: депрессия) снова загнала меня в угол.
Выключайте инстаграм, вк, закрывайте гугл.
Я все. Меня растерло в пыль осознание бесповоротности.
Не могу предложить семье новый повод для гордости.

Я все. Я закончилась сегодня. Я пуста.
Я, конечно, хочу писать про трепет, любовь, уста,
Но этого во мне, как сервиса в русской провинции —
Иногда бывает, но в остальном далеко не Ницца.

Мой возлюбленный, похоже, скоро взвоет.
Повторяет, наверное: «Нет, она не ноет,
Просто период сложный.
Боже мой, но столько месяцев невозможно!»

Спасибо, держится, родной, но терапевта бы оплатил, коль мог.
Ему бы сил со мной да терпения впрок.
А я еще лапками сливки взбить пытаюсь,
Как так лягушка (у нее получилось). Каюсь,

У меня пока выходит довольно скверно.
Без работы сижу (продаю себя, видно, неверно).

Ох, лягушка, ты-то по маслу,
А я все в надстройке по Марксу,

А лучше бы в базис. Конец.

Когда на съемной квартире в восемь
На кухнях зажигаются лампы, рядом соседи готовят рыбу,
А дождь за окном ледяные глыбы
Ударяет и разбивает, расплескавшись оземь;
Когда батареи холодные, в отличие от кипятка в кружке,
Тело в шерстяное завернуто одеяло,
А мысли, как волосы, запутавшись на подушке:
«Горести слишком много, счастливого слишком мало»…
Вот берешь зажигалку, щелкнул раз, два, три,
Угасающее пламя холодными руками тянешь к табаку,
А дым по комнате и вверх. Повторяешь: «Время, замри»,
Тушишь и засыпаешь на левом боку.
А на столе газеты мятые, будто помнят
Вторник, среду, пятницу,
Внизу сосед среди ночи по столу долбит
И бьет жену, чертов пьяница.
Телефон на ночь не отключаешь,
Будто звонка ждешь,
И сам-то все понимаешь,
Но рядом с постелью кладешь.
Подоконники пыльные такие, цветы засохли месяц как:
От прежней хозяйки остались, еще полгода не выкинешь,
Словно думаешь, что вот так
Время замедлится. Выкрикнешь
В полночь вдруг,
Что не хочешь так больше,
Но совесть твой враг и друг,
И успокоишься позже.
А дождь на трубах свой джаз
Играет с неистовой мощью,
И не видит человеческих глаз,
Не сомкнувшихся этой ночью.

Люди, зачем вам знать, что вечно?
Вы друг с другом в отношениях вещных,
И своими лапами, клешнями
Трогаете сердечки.
Люди, маленькие человечки,
Волки все да овечки,
Одни пьют из общей речки,
А другие, простите, гадят!
Вы чего, скажите, ради
Друг другу нервы треплете,
Вам бы любви, поцелуев в трепете,
Зачем вы все это терпите?
Что вы богу-то молитесь?
Не нравится работа – увольтесь,
Морда грязная – так умойтесь,
Зачем жить в дискомфорте?
Хотите – миритесь, хотите – спорьте,
Пользы больше, поверьте, в спорте
Или пуле в стареньком кольте.
Сами выбираете, кто вы,
Волк или всё же овечка;
Сбросьте уже оковы,
Маленькие человечки.

Мальчик считал себя самым сильным,
Мальчик очень хотел быть богом,
Был холодным, скрытным и стильным —
Получалось довольно убого.

Мальчик хотел, чтобы девочки
Называли его мужчиной.
Он выкладывал лучшие снимочки:
В спортзале, с кальяном, с машиной.

Не звонил, не писал, гулять не звал,
Являлся первым среди мудил.

Вероятно, он просто знал,
Что его никто не любил.

Мы похоронены там, где птицы молчат,
Где трущобы трутся каменными щеками,
Там, где о нас теперь не говорят,
Там, где история ложилась веками.

Мы похоронены в нашей юности,
Где нет морщин и счетов за воду,
Где еще было место робости,
Где домов сохранились своды.

Мы похоронены в наших письмах,
В наших картинах, в цветных мониторах,
В наших пьяных нескладных песнях,
Там, где улыбок случайных ворох.

Мы похоронены между улицами,
На пересечении старости и логичности,
Там, где фонарь поржавевший сутулится,
Там, где нет памяти личностей.

Мы похоронены в грязных подъездах
И на стыке разных границ,
Нам не давали упасть в бездну,
Нам не давали забыть лиц.

Мы похоронены в молодых сердцах,
В воспоминаниях глупых и странных,
Мы в наших бессонных ночах
И пробуждениях ранних.

Послушай, найди себе женщину,
Начни пить спиртное, не разбавляя;
Жизнь тебя научила меньшему:
Быть там, где ночует стая,

Верить тем, кого выбрал вожак,
Пить из ручья, что ближе,
А не чище других. И дурак
Только ты. Залижешь

Ссадины времени,
Насупишься, сядешь в метро;
Ты часть одичалого племени,
Один из, а значит – никто.

Ты боишься терять, что нажито,
Не видишь, не хочешь, не веришь,
С щемящим душевным скрежетом
Реальность с желаемым миришь.

Оказались не в том кармане,
Куда я опустил свою руку.
Я обманом оставил скуку,
Чтобы не помнить о ране.

Я в порту в пасмурный понедельник,
Я смотрю на пустые лодки;
Люди, не рвите глотки:
Скоро будет сочельник.

Здесь нет солнца и снега —
Рыбаки и старые сети,
Здесь рождаются взрослыми дети,
Где же юности сладкая нега?

Я нездешний, приезжий странник,
Тихо шепчу невнятное морю:
Мне избавиться бы от горя,
Украдите, прошу, карманник!

Я приехал найти ответы
На незаданные вопросы,
Вокруг ходят по трапам матросы;
Тепло, расскажи, где ты?

Я причал обошел три раза,
Все шептал морю, чайкам, матросам,
Не ответили мне на вопросы,
Говорят, все поймешь, но не сразу.

Морось схватила за горло,
Зима в море – печаль в квадрате,
Движение лет не припишут к дате,
Остается принять покорно.