Валентина Шишкина - Голос с земли

Я помню всё, твой смех, твои шаги, и каждый жест, и тонких рук изгиб, и твой родной, с ума сводящий запах… Давай с тобой немного посидим, пока идут холодные дожди, пока драконы спят, а небо пусто… У нас есть чай, и рук моих тепло, и вечность, состоящая из слов.

Я возведу их в высшее искусство.

Единственное чудо на земле – любить тебя сквозь миллионы лет, нести тебя на золотом крыле над пропастями, безднами и мглами… Я чувствую тебя и я молчу, и никому о счастье не кричу, а нежность, как тончайшее из чувств, весь мир угрюмый светом устилает. Что я ещё умею, что могу? Бежать к тебе в морозы и пургу, слова соединяя на бегу в невидимые звёздные чертоги… При этом ничего не ожидать, быть мягкой и покорной, как вода, не оставлять ни тени, ни следа, болезненное прошлое не трогать. Что мне ещё дано? Внутри зеркал твой настоящий облик отыскать, у края мира, среди острых скал, пройти твоими тропами однажды… И замерев в звенящей тишине, увидеть, как ты тянешься ко мне, всей своей сутью тянешься ко мне, как к роднику, в неутолимой жажде… Будь радостью единственной моей, сегодня, завтра, через сотни лет, на всякой существующей земле, в любой богами созданной системе. Не опускай протянутой руки, не выключай в тумане маяки,

ищи меня по голосу строки.

Она звучит сквозь времена и стены.

А утро начинается с тебя, с твоей улыбки, тёплой, невесомой. Дома, как стражи чуткие, глядят в рассветный сумрак, и вздыхают сонно. Лечу к тебе сквозь облака и сны, всем естеством безудержно скучая, а город полон нежностью весны, невыразимой трепетной печалью. В наушниках – затертая попса торжественно сменяется Вивальди. Приходят строчки, надо б записать, но я боюсь, что времени не хватит опередить тебя на шаг, на век, успеть к тебе, минуя дождь и ветер… Спешу к тебе, мой близкий человек, и целый мир твоей улыбкой светел… Шуршит метро, на станции дробя мое неукротимое «скучаю».

А утро начинается с тебя, и, спору нет, с ромашкового чая.

А в доме нашем пахнет мандаринами, и вечер длится долго, как роман. Иди ко мне скорей и обними меня, хочу в твоих руках сойти с ума. Хочу с тобой желания загадывать, варить глинтвейн в глубоком котелке. Хочу с тобой простой житейской радости, и больше не делить тебя ни с кем. Смотри, как много снега утром выпало: не видно ни дорожек, ни кустов. Камин трещит и рассыпает искорки, смеётся над нависшей темнотой. А темнота то прячется за окнами, то чёрной кошкой ластится к ногам. Иди ко мне, родная и далёкая, сквозь темноту, морозы и снега, сквозь облаков серебряное кружево, сквозь ледяную позднюю зарю. Я жду тебя к рождественскому ужину, в наш тёплый дом, в наш сказочный уют.

Снег льётся прямиком из фонарей. Вид из окна – картинка, акварель, открывшаяся Нарния внезапно. Мы убежим туда, наверно, завтра, ну а сегодня просто помолчим. Подрагивает крылышко свечи, на потолке – запутанные тени из сказочных нездешних сновидений, узоры, арабески, кружева. В камине занимаются дрова, их тихий хруст молчание заполнит. Пообещай мне этот год запомнить негромким, безмятежным и простым, не терпящим ни зла, ни суеты, с записками, печеньем, тайниками, витринами в огнях, снеговиками, и варежками, мокрыми насквозь. Пускай не все случилось и сбылось, зато мы вместе в тишине сосновой, и праздник к нам стучится в двери снова, чтобы укрыть, расправить, застелить всю черноту истерзанной земли, внести во всё божественный порядок. Какое чудо, мы сегодня рядом, и большего для счастья не дано. Смотри, как разукрашено окно, какие в нем скрываются порталы…

Уходит бесконечная усталость, уходит год, лишь остаёмся мы, и белое дыхание зимы.

Твой Питер обжигающе красив. Какая в нем загадочная синь, какая величавая небрежность. Сегодня тут по-сказочному снежно, но в то же время тихо и тепло. Гранит и мрамор, бронза и стекло, валькирии, горгульи, купидоны, – как вечность, соскольнувшая в ладони, восторг и ветер, время и вода. Я непременно попаду сюда. Дом Книги, звёздный шпиль Адмиралтейства. Напиться, надышаться, насмотреться, касаться стен, и лестниц, и камней. Мерцающее кружево огней, и дворики, и дворники, и птицы, идти, идти, нельзя остановиться, в кофейню за какао – и опять, смеяться, удивляться, обонять, шагать вперёд до самого рассвета. Пристанище влюблённых и поэтов, мой Петербург, мой маячок в груди.

Дождись меня, пожалуйста, дождись.

Проснувшись внезапно средь ночи, прижаться к ней, губами найти её губы, и пить с них сок. На дно океанов ложится усталый снег, вращается времени чертово колесо. Ни звука на улице, только шуршит зима страницами ветхих, как небо, календарей, и призраком бродит сквозь стены седой туман, и ночь все никак не закончится много лет. Она чернокнижница, ведьмочка, дикий нрав. Как мне её дерзкую, грешную приручить? Хочу целовать её яростно до утра, хочу её боль поцелуями излечить…

Пусть тьма сторожит этот город из всех окон, и прячется в складках портьеры, и ждёт свой час, – мы вместе, и в домике нашем царит покой, и губы её раскалённые, как свеча. Экватор зимы, и наш домик лежит в снегу, колючие звёзды запутались в проводах.

А я все никак не напьюсь с этих сладких губ, мечтая, чтоб ночь не закончилась никогда.

Я хочу с тобой ночь, бесконечную, как река всемогущего времени, льющегося сквозь вечность. Я хочу целовать твои губы, глаза и плечи, твою боль, как дитя, убаюкивать на руках. Пусть метель серебристой мукой засыпает дом, словно богом забытую хижину в темной чаще; я хочу умирать от любви и кричать от счастья, продолжая в себе, умножая твой каждый стон. Ты сильна и горда, да вот только, когда я здесь, твоя сила становится слабостью, мягким шелком, превращается в жаркий румянец, горячий шёпот, ненасытную жажду без принципов и одежд.

Открываешься мне, отдаёшь все свои ключи. Я такой тебя раньше не знала, и в этом чудо… Целовать тебя снова, в ресницы, глаза и губы, приникая к тебе, словно к свету, в глухой ночи.

Наша нежность течёт, выливается за края, но тобою насытиться – равно проститься с верой… Это древнее, жгучее чувство к тебе безмерно…

Я хочу с тобой ночь. Я хочу тебя. Ты – моя.

Давай с тобой немного помолчим. У нашего молчанья нет причин, оно прекрасно тем, что в нас рождает. И будет вечер пятницы, рояль, и шумный Невский за окном в огнях, и снег, берущий верх над городами. Вот возникает музыка. Она как будто бы немного влюблена: звучит тепло, взволнованно и остро. Набравшись силы, выпорхнув из рук, расправит крылья белые, и вдруг собой заполнит целый перекрёсток. Ты, верно, здесь волшебник, чародей? Вокруг тебя всегда полно людей, но мир твой не увидеть лишь глазами… В нём море помещается легко, солёное, живое – целиком, и радуги, и звезды с парусами… Сыграй мне буйный ветер, гневный шторм, переходящий в штиль, ну а потом, сыграй мне вечно ласковое лето…